- А ну поторопись! Поторопись! Осталось двадцать секунд! Десять!
И только глаза выдавали его состояние - усталые, воспаленные глаза больного человека.
На улице еще стояли предрассветные морозные сумерки, и жесткий, обжигающий ветер гнал мелкую снежную пыль.
Сержант, чуть ссутулившись, хмуро следил за тем, как мы строимся, как ежимся и прячемся от ветра друг за друга.
- Бего-ом марш!
Мы побежали, не торопясь, стараясь экономить силы. Обычно сержант в таких случаях всегда поторапливал нас, но сегодня он бежал тяжело, сосредоточенно глядя под ноги, словно отсчитывал каждый оставшийся позади метр.
Грузно бухая сапогами, мы побежали мимо темного, осевшего здания бани, мимо новенького клуба, мимо оврага, вперед, к заснеженной узкой дороге...
И тут Юрий несколько раз оглянулся и неожиданно начал ускорять бег. Всегда он бегал с ленцой, быстро уставал, и сержанту вечно приходилось подгонять его, а теперь он бежал все быстрее и быстрее. И все отделение бежало за ним все быстрее и быстрее. И сержант тоже бежал все быстрее и быстрее.
И чем дальше в полусумрак уходила дорога, тем шире и чаще становился шаг Юрия. Он оглянулся еще раз - выражение его лица было торжествующим.
- Давай! - одними губами прошептал он нам.
И тогда мы поняли его план.
И сержант тоже понял. Он бежал по-прежнему рядом с нами, и было слышно, как тяжело, с хрипом вырывается воздух из его груди.
Конечно, он мог подать команду «короче шаг», он мог попросту остановить нас, но он прекрасно понимал, что это было бы его поражением. И он продолжал бежать сосредоточенно, молча, словно ничего не случилось, словно все шло, как надо.
Дорога становилась все уже и уже, и теперь сержанту приходилось тяжелее, чем нам: мы бежали по утоптанной, твердой колее, а он по рыхлому вчерашнему снегу. Его сапоги с хрустом проламывали ледяную корочку и проваливались по самый край голенища.
Мы все ждали, что вот сейчас он остановится, подаст команду, и все кончится. Но сержант молчал, и мы чувствовали, что дело заходит слишком далеко. Мы видели, как медленно багровеет лицо Морозова, как старается он сдержать приступ кашля, как крупные капли пота собираются у его висков и одна за другой скатываются вниз. Откуда только он брал силы, этот невысокий, щуплый человек? Честно говоря, нам уже становилось не по себе...
Вокруг лежала серая снежная равнина, где-то позади слышались голоса, звучали команды, а мы бежали и бежали вперед...
Юрий перестал оглядываться: может быть, он потерял надежду победить в этом поединке, а может быть, просто берег последние силы. Теперь каждый думал об одном - лишь бы выдержать. И мы тоже все реже поглядывали на сержанта, только слышали рядом его тяжелое хриплое дыхание. И, уже хватая ртами морозный воздух, мы продолжали бежать вперед, к маленькому заброшенному домику, где дорога поворачивала обратно, где обычно нас ждала передышка...
Юрий из последних сил еще пытался ускорить бег. Но мы уже не видели ничего, кроме домика. Вот до него пятьдесят метров... двадцать... десять... пять... Вот уже Селихов начинает замедлять бег, не дожидаясь команды...
- Вперед! - глухо крикнул сержант.
Юрий быстро оглянулся. Наверно, он подумал, что ослышался.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.