Мистификатор

Один из заложников обратился по телефону в корпункт «Известий» и передал ультиматум: предоставление в трехдневный срок самолета и возможности беспрепятственного вылета за границу, в Лондон. Более того, дабы удостовериться в том, что условия приняты, бандиты потребовали сначала отправить в Лондон того самого заложника, который сообщил обо всем собкору «Известий». На следующий день в определенное время по программе Би-би-си нужно передать соответствующее сообщение, и тогда наступит второй этап — переправка основной группы. В передаче по Би-би-си британское правительство должно гарантировать преступникам неприкосновенность, и те, в свою очередь, гарантируют неприкосновенность оставшимся у них заложникам. Такова была ситуация.

Здравомыслящий человек, прочитав это, скажет: «Бред! Почему бандиты отпустили заложника, почему вместо него в Лондон не мог лететь один из них, ничем практически не рискуя? С какой стати Би-би-си станет передавать сообщение для бандитов, а британское правительство гарантировать им безопасность?» Все верно. Те, кто участвовал в операции, думали то же самое. Они были убеждены, что вся эта история — блеф, что никаких бандитов, равно как и заложников, не существует и что этот спектакль понадобился кому-то для... Для чего? Кому?

Немедленно была запущена отлаженная машина розыска. Главная трудность заключалась в невозможности установить имена заложников, а значит, проверить истинность сообщения: по словам звонившего, это были транзитные пассажиры с ленинградских вокзалов, а кто они, попробуй, проверь. Но тут из Душанбе поступила информация о человеке, назвавшем себя заложником. После этого внутренняя убежденность, что история с заложниками — миф, стала реальностью и можно было трубить отбой.

Почти сутки люди, участвовавшие в операции, находились в невероятном напряжении, были задействованы практически все механизмы, в том числе те, которые обеспечили бы контакт с правительством Великобритании. Если переводить эмоции в чисто денежное выражение, то «шутка» обошлась налогоплательщику в весьма круглую сумму.

И главное: блеф этот не повлек никаких санкций в отношении его организатора и исполнителя. Никаких, потому что эта дикая выходка не более чем... административное нарушение, не подлежащее уголовному наказанию, одним словом, шутка!

Я летел в Душанбе еще и с целью встретиться с этим «веселым» человеком, тем более что к тому времени знал кое-что о нем и о событии, которое должно было, наконец, круто изменить его жизнь.

...Когда Боре Паршину едва исполнилось 19 лет, он окончательно понял, что лучшее место на земле там, где его нет, и стал стремиться туда всей душой. Сказочный ареал простирался в его представлении значительно западнее пограничного города Бреста, откуда до солнечного Душанбе долетали заманчивые радиоволны «Свободы», «Голоса Америки» и Би-би-си.

Слушая трогательные истории о заключенных в тюрьмах и томящихся в сибирских ссылках правозащитниках, Борис понял главное: самый простой путь на Запад — стать одиозной личностью в своей стране. Одно упоминание фамилии в передаче «Голоса» — и можно смело собираться в Америку. Как говорил Козьма Прутков, «Хочешь стать великим — будь им!». И Боря завязывает оживленную переписку со всеми «голосами» сразу. Один бог и семейный бюджет знают, сколько денег ушло на почтовые марки, но письма остались без ответа. Хотя, по его представлениям, давно уже должны были понаехать западные корреспонденты, — так красочно он расписывал ужасы жизни «правозащитника» Паршина. Тогда он решил напомнить о себе другим образом.

Явившись в столицу, он прямо из Домодедова направился на улицу Чайковского, где располагался единственный, по его мнению, в стране очаг демократии. Но, будучи человеком начитанным и «наслутайным», сам он в американское посольство не пошел, а послал мальчишку, которого соблазнил рассказами о неимоверном количестве кока-колы и жвачки, которые его там ожидают.

Дело, понятно, окончилось полным фиаско.

После беседы в соответствующих органах пыл «правозащитника» несколько угас, но вскоре он нежданно-негаданно получил роскошный подарок. Во время прохождения медкомиссии на предмет службы в армии все в том же, 1982 году врачи обратили внимание на несколько неадекватное восприятие призывником Паршиным нашей действительности. Получив направление в психдиспансер, Борис понял, какой шанс он держит в руках, и немедленно лег в стационар. Обследование длилось три дня, после чего был поставлен диагноз: «нормален». От службы в армии его, правда, освободили, но по иной причине — врожденному косоглазию.

Немедленно, по выходе из дурдома, Паршин «откатал» письмо, способное разжалобить и камень, и направил его в редакции радиостанций и в организацию «Международная амнистия». В нем он повествовал о страшных пытках в психбольнице, куда он попал, понятно, за свои политические убеждения. Но ожиданиям «диссидента» не суждено было сбыться и на этот раз. У «Международной амнистии» оказалось много других забот.

После этого Борис затих на целых три года. В 85-м году он поступил в Ленинградский госуниверситет на философский факультет, но его мятущаяся натура не сумела выдержать систематических занятий и жестких требований на экзаменах. Через год его отчислили за банальную академическую неуспеваемость.

А призрачная мечта переселиться подальше от родного Душанбе и вообще подальше от границ страны стала просто навязчивой идеей. Придумываются и отвергаются планы: один авантюрней другого. Наконец, избран самый простой путь: в мае 1988 года на имя Председателя Верховного Совета СССР от гражданина Паршина поступило письмо с просьбой о лишении советского гражданства и высылке за пределы Союза. В качестве ультиматума Борис угрожает голодовкой... Время идет, его требование не удовлетворяется. Тогда в сентябре он приезжает в Ленинград...

Мне хотелось увидеться с этим человеком, попытаться понять, какие мотивы движут его поступками; тем более что в день нашей предположительной встречи Борису должны были объявить о том, что Верховный Совет удовлетворил его просьбу и разрешил выехать за границу.

Начальник Душанбинского ОВИРа проводил меня до кабинета, где Паршину только что вручили Указ Верховного Совета. Я открыл дверь, и человек, сидящий за столом, метнул на меня испуганный, непонимающий взгляд.

— Вадим! Что ты здесь делаешь?..

— Я не могу понять, на что он рассчитывал. Утром, как только я бросил вещи в гостинице, раздался телефонный звонок. Он меня очень быстро вычислил. Разговор шел уже немного в другом ключе. Теперь о безвозмездной ходке за кордон и речи не шло. Вадиму, то бишь Борису, требовалась хотя бы тысяча долларов «на карманные расходы» («на взятки, там очень любят взятки»). Я, еще не веря, что имею дело с Вадимом, засомневался: не банальное ли это надувательство. Но на что он рассчитывал? Неужели всерьез полагал, что ему дадут просто так тысячу, не то что долларов — рублей?

...Я не знаю, что он найдет на другом берегу. На этом, во всяком случае, он не потеряет ничего. Нельзя потерять того, чего не имел.

Сколько энергии, фантазии потрачено впустую. Чего ради? Чтобы увидеть огни Нью-Йорка или Парижа? Что же, Париж стоит обедни, но все-таки не такой, когда в разменную монету превращаются святые чувства других, когда предметом примитивной спекуляции становятся те, по ком матери уже выплакали глаза.