…«Приходить ко мне и не думайте. Ничего мне от вот вашего общества не нужно. А вот если вы на самом деле «милосердие», то достаньте мне лучше яду. Я устал жить...»

Письмо короткое, всего несколько строк, но в каждой строке — отчаяние одиночества. На конверте, кроме обратного адреса, лишь одно слово — «Милосердие», но ленинградские почтальоны знают, кому адресованы такие письма.

И вот уже дежурные координационного центра общества милосердия «Ленинград» дают задание одному из своих отрядов: срочно выяснить, что с человеком, успокоить его, помочь!

...В марте прошлого года «Литературная газета» опубликовала статью Даниила Гранина «О милосердии». Потом статья прозвучала по ленинградскому радио. Резонанс огромный. Люди спорили, размышляли: как вернуть милосердие, как победить равнодушие в других, да и, чего скрывать, в себе самих?

Это напоминало общегородской референдум. Многие говорили о том, что именно в забвении сострадания, участия, сердечности — исконных качеств человека нравственного — начало того, что нынче стыдливо называем мы негативными явлениями. Почему, встречая вместо отзывчивости, доброты, внимания — равнодушие, цинизм, черствость, мы миримся со злом? Не восстаем, не кидаемся в бой, а молчим, прячемся?

Вопросов было много. Ответов — мало. Свой вариант решения предложили группы энтузиастов — они помогают старикам, шефствуют над детдомовскими ребятишками, ходят в походы с «трудными» подростками, организуют общественные поликлиники для ветеранов, словом, делают хорошее дело, не особенно афишируя его, испытывая лишь потребность творить добро. Именно эти группы, эти энтузиасты составили ядро формирующегося общества.

...Есть в Ленинграде педагогическое училище №5, а в нем — музей «Дети блокады». Его создали полтора десятилетия назад педагоги и воспитатели, когда-то разделившие вместе со своими питомцами все тяготы и лишения осажденного города. Из той блокадной поры дошли до нас свидетельства доброты тех, кто жертвовал всем, отдавал последнюю кроху хлеба голодающим ребятишкам. Вопреки горю и смерти в человеке проявлялись лучшие его качества — бескорыстие, способность к самопожертвованию.

Вот только один пример. Декабрьским утром кануна 42-го года воспитатель детского сада Евдокия Чу-гай — ей было тогда восемнадцать лет — отправилась за елкой для новогоднего праздника. Голодная и обессилевшая, под обстрелами, шла она целый день на окраину города и только когда стемнело оказалась на Охтинском кладбище. Елок там росло много, но пока срубила колючее деревце — настал комендантский час. И представить трудно, каково же ей, девчонке, было: целую ночь, лютую декабрьскую ночь провести на кладбище, дожидаясь рассвета... Лишь к вечеру следующего дня добрела девушка к своим ребятишкам. И когда увидела радость на исхудавших личиках, наверное, забылись и ледяной ветер, и страхи, и тяжелая дорога через город...

Все меньше остается в живых тех, кто пережил блокаду. Очень часто они одиноки — война скосила целые семьи, и у многих ленинградских стариков сегодня на свете ни одной родной души.

Человек рождается со способностью откликнуться на чужую боль, писал в статье «О милосердии» Даниил Гранин. Это чувство врожденное, данное человеку вместе с инстинктами, с душой, но без постоянного напряжения оно слабеет и атрофируется. И потому ленинградцы, люди разных профессий и возрастов, решили действовать. По инициативе Гранина был создан координационный центр, взявшийся за формирование общества милосердия. Единственное требование к членству — чтобы в результате твоих усилий хоть одной живой душе полегчало! Это стало основным принципом всех, кто включился в работу.

Осенью прошлого года на многолюдном собрании в Ленинградском Доме писателя горожане обсуждали, каким быть новому обществу. Создать денежный фонд помощи, кооперативы, которые обслуживали бы одиноких и больных стариков, вдохнуть жизнь в увядшее тимуровское движение — идей и добрых порывов было много. Но уже на первом собрании стало ясно: основываться новая общественная организация должна на энтузиазме, подвижничестве. Творчество души — вот что требовалось от ее участников.

Перед координационным центром открылась бездна проблем.

Вот письмо, написанное детской рукой: «Только не говорите никому, что это я вам пишу. Сами приходите и увидите. Она добрая, она хорошая. И раньше совсем не пила. Она красивая. Если вы всем помогаете — уговорите ее лечиться, а за это я обещаю, что, когда вырасту, буду хорошим человеком, буду служить в армии. Буду о маме заботиться, особенно когда она станет старенькой».

А вот письмо старика: «Воевал на Лужском рубеже, хоронил друзей-товарищей. Был тяжело ранен. Очнулся в Ленинграде, как раз когда горели Бадаевские склады — пахло горячей хлебной корочкой. Говорят, блокадный голод начался с этого запаха. Подлечился, из госпиталя перед отправкой на фронт все же успел забежать домой, на Лиговку — с женой и дочкой попрощался. Оказалось — навсегда. Зимой их не стало. Дрался с фашистом, не жалея сил, имею две Славы, Красную Звезду, медали. А теперь я инвалид, никому не нужный, беспомощный. И такая тоска...»

Ровные, скорбные строчки: «Наша беда — самая страшная. Дочери 27 лет, прикована к постели пожизненно. Буду рядом с нею, пока есть силы, но замечаю, что они уходят. Если бы вы, общество милосердия, разработали какие-нибудь приспособления для ухода за тяжелобольными. Нужны коляски, тележки, подъемники. Очень на вас надеюсь».

И снова дрожащая рука: «Люди добрые! Зайдите ко мне хоть разочек, пусть соседи увидят, что не одна я на белом свете, что кто-то за меня и заступиться может. Все мои родные на Пискаревском лежат, а я теперь жалею лишь о том, что не померла вместе с ними от голода, что на беду свою выжила...»

Грустное лицо старика, заплаканное лицо ребенка, видятся за этими письмами. И нельзя не откликнуться на зов, не помочь...

Комсомольский отряд милосердия техникума целлюлозно-бумажной и деревообрабатывающей промышленности взял шефство над домом престарелых и инвалидов № 5 в ленинградском пригороде — Стрельне. Обязанности у шефов немудреные: написать письмо, вытереть пыль, заштопать прохудившиеся носки или кофту, помыть полы, двери, окна. И обязательно — поговорить со старушками о том, о сем. Некоторые ребята настолько втянулись в эти заботы, что стали записывать воспоминания своих новых знакомых. Ведь каждая судьба — книга, в ней и радостные, и горькие страницы, наша история. Бабушки с готовностью рассказывают. Ну, а прежде чем распрощаться со старушками до следующей встречи — молодежь дает концерт. Читают стихи, песни поют и современные, и те, что звучали, когда бабушки были невестами. У молодых — сами признаются — комок в горле.

И все это могло бы умилять и трогать, если бы... Впрочем, полистаем записи в дневнике командира отряда, секретаря комитета комсомола техникума Алексея Лушникова:

«Агриппине Ивановне 74 года. Время не пожалело ее. Руки и лицо — высохшие, в глубоких морщинах.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.