Одна нога ампутирована по колено еще в войну.

— Третий год я здесь, — говорит. — Трудно стало на кровать-то забираться. Скорей бы господь позвал...

Показывает тоненькую стопку почтовых открыток.

— Это от сына. С праздником регулярно поздравляет, — говорит она с гордостью. А это — от внучат. Сколько прошу — фотокарточку никак не вышлют. Дел, видно, много...

Ее отдали сюда, чтобы она не мешала сильным, «деловым» сыновьям и внукам. И она понимает, что это ее последний дом. А что, если отправить фотографии престарелых отцов и матерей их детям? На мой взгляд, предать родителей — значит предать Родину. Предавших Родину ждет суровое наказание, а дети, предавшие своих родителей, спокойно живут и работают, даже руководят другими. Таких много. Пусть посмотрят сынки и дочки на снимок. Может, что-то и ёкнет в душе. Придут, навестят, а кого-то и домой заберут. Всякое бывает...»

Опытные люди — работники интерната идею с отправкой фотографий воспринимают скептически. Мы говорим об этом с Лушниковым по дороге к дому старика, с письма которого начался наш рассказ. Это он просил у общества милосердия только одного — «яду». Алексей волнуется:

— Иной прочел бы такое письмо и решил, что его разыгрывают. Но стоит встретиться взглядом с таким вот брошенным стариком — и уже не до шуток.

...Дверь открыла чистенькая румяная девочка. Махнула рукой в сторону длинного коридора коммунальной квартиры: «Вторая дверь налево»...

Мы постучали, не услышав ответа, вошли. В сумеречном свете показалось, что в комнате никого нет. Потом где-то в углу скрипнула пружина и раздался кашель, клокотание, хрипы. «Воды!» — разобрали мы.

Старик был настолько слаб, что даже не прореагировал на наше появление. Ему было все безразлично, точно как в письме: «я устал жить».

Пока мы вызывали по телефону врача, соседка бодро сообщила, что давно бы уже они отправили деда в приют, да не положено — сыновья есть у старика. Мы дождались «неотложки», и приехавший врач сказал, что старика нужно немедленно в больницу. Врач ничуть не удивился запущенности и беспризорности этого дома и. его хозяина: «Сколько таких...»

Мы вышли на улицу и по пути остановились перед необыкновенно парадным фасадом старинного петербургского особняка. Шедевр архитектуры. Мощные кариатиды подпирают балконы. Уютно светятся окна. Все выглядит благополучно. А за этим фасадом то, к чему мы только что прикоснулись: и людская черствость, и боль, и слезы, и беспомощность старого, всеми брошенного человека.

Не вяжется с бодрым взглядом на действительность? Но это есть. А ведь этого не должно быть!

...Прошло несколько дней, и вдруг я поймала себя на том, что все время — на улице, на работе — невольно вглядываюсь в лица людей. Пытаюсь определить, что за «фасадом». Вот этот румяный, спортивный мужчина — не сын ли он того старика? А эта девочка с красными от холода руками — почему мать не напомнила ей о варежках, да и есть ли этой матери дело до дочки? А старики на скамейке? Что у них? Не нужно ли им чем помочь?

Милосердие. Милосердствовать... Рядом с этим словом в словаре пометка — «устаревшее». Неужели и правда устарело это понятие?

Вглядываюсь в лица незнакомых людей. Могу ли я что-то сделать для них?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.