Анну Васильевну все считали счастливой. И сама она, любуясь красавицей - дочерью, часто спрашивала себя: «Да за что же мне такое счастье?»
Милочка была прелестна даже в первый час своей жизни. Анна Васильевна, приняв из рук акушерки что - то тёплое, пушистое, беспомощное, похожее на цыплёнка, прошептала в приливе нежности:
- Цыпуленька моя!
Милочка росла и всё хорошела. Показывая её гостям, Анна Васильевна восторженно говорила:
- У неё цвет лица такой же нежный, как у распустившейся розы.
И эти щёчки, похожие на лепестки розы, и большие голубые глаза, и пышные белокурые волосы - всё было удивительно и прекрасно.
Везде знали, что у Анны Васильевны растёт дочь необыкновенной красоты: и в поликлинике, где она служила разъездным врачом, и в медицинском техникуме, где она преподавала; знали об этом и все писатели, артисты, художники, композиторы, которых она обслуживала врачебной помощью на дому. Прописывая какие - нибудь капли, Анна Васильевна успевала рассказать и о красоте Милочки и о том, что она учится на круглые пятёрки, а рисует так замечательно, что непременно будет большим художником. Потом выяснилось, что Милочке надоело рисовать и теперь она увлекается балетом: стоит по два часа на пальцах перед зеркалом.
Анна Васильевна в детстве натерпелась нужды. Семья была большая, жили впроголодь; пришлось девочке идти в няньки за кусок хлеба к деревенскому кулаку, работать день и ночь, а досыта всё - таки не наедалась; до самого снега ходила босая и в награду за всё получала подзатыльники. И когда она думала о счастье, оно представлялось ей то как кусок свежего хлеба, то как тёплые валенки, то как бесконечный праздник, когда можно сидеть, ничего не делая, или спать столько, сколько захочется.
И так как самой Анне Васильевне не удалось изведать этого счастья в детстве, она старалась создать его для Милочки. Анна Васильевна удовлетворяла малейшее её желание. Ей было приятно отказывать себе в самом необходимом, лишь бы доставить удовольствие Милочке. Она не покупала себе новых туфель, но у Милочки их было несколько пар. Она отправлялась в магазин, чтобы купить себе платье, а возвращалась с обновкой для дочери.
- Балуете вы Милочку, - говорила ей ткачиха Воробьёва, жившая в другой половине домика, женщина маленькая, худощавая, очень подвижная; у неё было семеро детей, и она ласково называла их «воробушками».
«Воробушки» бегали в залатанных рубашонках, но таскали вёдрами воду из колонки, кололи дрова, бегали на базар за картошкой. Анна Васильевна лечила их, но Милочке не разрешала с ними играть. И хотя Милочку тянуло к «воробушкам», Анна Васильевна внушала ей, что гораздо разумнее дружить с Капочкой - дочерью известной артистки.
Однажды Милочка заявила, что все платья её пошиты «ужасно скверно, просто не в чем выйти на улицу». Анна Васильевна пригласила на дом искусную портниху. Когда Милочка примеряла перед зеркалом новое платье, Анна Васильевна заметила, что оно коротковато - слишком открыты колени, что для шестнадцатилетней девушки не очень скромно.
- Ну что ты понимаешь?! - вдруг раздражённо проговорила Милочка, и Анну Васильевну даже в жар бросило от этого чужого голоса; она так растерялась, что ничего не ответила, да и что можно оказать в присутствии постороннего человека? «Это на неё дурно влияет Капочка», - решила Анна Васильевна, уже недовольная дружбой дочери с капризной девушкой.
- Тебе не следует дружить с Капочкой, она избалована, - сказала Анна Васильевна.
- Ты не умеешь разбираться в людях, - ответила Милочка.
- Да как же так не умею разбираться в людях?! - воскликнула Анна Васильевна, почти с ужасом глядя в холодные голубые глаза. - Я... я двадцать лет служу людям... - она задохнулась от обиды. - Я... столько людей спасла от болезней!...
- При чём же тут болезни? - спокойно возразила Милочка. - Ты вообще по всякому поводу говоришь о болезнях... Вот вчера у Пустословских зашёл разговор о новом романе, а ты вдруг заявила, что тебе роман не нравится, потому что там «неправильно описана операция по поводу грыжи»...
- Цыпуленька!. Да ведь операция действительно описана неправильно! А всякая неправда вредит искусству... Я сказала то, что думала. Я всегда говорю то, что думаю...
- Вот это и плохо, что ты держишься на людях уж очень как - то просто... обнажённо. Ты напрасно думаешь, что людям интересно всё то, что тебе кажется важным и значительным. И когда ты вчера заговорила о грыже, это было ужасно! Я не знала, куда деваться...
«Она стыдится меня, - внутренне холодея, подумала Анна Васильевна. - Может быть, я действительно отстала от жизни и чего - то уж не понимаю... Вожусь со своими больными, нигде почти не бываю». Анна Васильевна по обыкновению обвиняла во всём только себя.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.