С Фенечкой Гангаровой я познакомился прошлым летом на пляже в Химках. Она превосходно плавала, любила футбол и пломбиры с цукатами. В веселых компаниях Фенечка была неистощима на шутки и остроты. Все мои приятели по очереди влюблялись в нее и самоотверженно делали чертежи для ее зачетов. Какими улыбками одаривала она своих почитателей!... Нет. я не ревновал. Наши отношения были гораздо возвышенней.
- Обожаю серьезную музыку. - призналась она мне как - то. - Симфонии, сонаты... Горький совершенно прав: джаз - это музыка толстых.
И когда наступила зима, мы с Феней пошли на концерт в Большой зал Консерватории. Пробежав программку, она, улыбаясь, воскликнула:
- Ах, Рихтер! Он очаровательный мальчик. А как мило он кланяется...
Когда мы входили в зал. Феня то и дело шептала:
- Вот Тенин, он только что приехал из Ленинграда... А там, видишь, лауреат, это композитор - песенник... А это жена известного артиста... Обернись незаметно: сзади очень похожий на Дружникова...
Фенины познания были неисчерпаемы, меня это умиляло. И когда Рихтер начал играть из «Времен года» Чайковского, а Фенечка успела прошептать: «Какой он славный!», - я уже не знал, относится ли это к пианисту, Тенину или воротнику сидящей рядом дамы. Да и нужно ли было мне это знать? Я наслаждался музыкой и любовался своей спутницей. Феня была очаровательна в платье со шнурками и металлическими бубенчиками. Бубенчики казались золотыми, Фенины волосы тоже. Длинные мохнатые ресницы украшали ее синие глаза, а маленький ротик был приоткрыт, точно у птенца, который ждет, чтобы заботливые родители опустили в него что - нибудь вкусненькое.
Лучше Фени не было не только в этом зале, не только в институте, но и во всем мире. Я представлял себя счастливейшим человеком, исследователем и покорителем горных вершин, бесстрашным следопытом, а рядом со мной всегда она - вдохновительница и помощница - Феня.
В буфете, поглаживая ложечкой шарик мороженого, Феня задумчиво произнесла:
- А знаешь, когда он играл, я представляла себе заснеженные ели, слышала скрип полозьев, завывание вьюги...
«Но ведь, кажется. Рихтер играл «Песнь жаворонка» и «Баркароллу», - мелькнуло у меня в голове, а Феня, отодвинув блюдце, продолжала:
- Ох, мне даже холодно стало от такой музыки... Пойдем домой!
- А как же второе отделение?
- Пустяки, посмотрим по телевизору.
Большими хлопьями падал снег. Когда мы проходили площадь, завьюжило. Фенин платочек затрепетал, как мотылек, как флажок на трассе слалома.
- Ты любишь лыжи? - крикнул я сквозь свист ветра.
- Очень. Только без снега... Давай возьмем такси.
Но до стоянки машин было дальше, чем до дому. Мимо проехал похожий на белый утюг снегоочиститель. Я уже хотел кинуться к нему и попросить вожатого подвезти нас, но трамвай свернул в другую сторону. Метель усиливалась, навстречу нам то и дело попадались юноши и девушки с коньками и лыжами. Распахнув воротники, они подставляли бурану - ветру веселые румяные лица. Мне захотелось петь, и я, крепко держа под руку свою спутницу, попытался заглянуть ей в лицо, но Феня шла, наклонив голову, прикрывая ладонью глаза.
- Фенечка, что с тобой?
Она открыла лицо. По ее мокрым щекам катились слезы, оставляя темные полоски. Это текла краска с ресниц. Нежное лицо моей подруги потускнело, и она показалась мне похожей на пиковую даму.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.