Лучшее не забывается

И приветствую звоном щита».

Когда она впервые взяла Маяковского, она его не поняла; ей показалось, что в нём «нет красоты». Она тогда писала: «Никогда не появится «Джиоконда», никто не создаст Венеру Милосскую и Аполлона Бельведерского, никто не напишет «Божественной комедии» и «Анны Карениной». Мир теряет лучшее - красоту». Потом Ина зачеркнула эту запись и сверху надписала: «Заблуждение!» Маяковский стал её любимым поэтом. Она писала: «Как он хорош, этой большой, сложный человек! Сколько ласки и тепла в его сердце!» Она часто повторяла его слова: «И жизнь хороша, и жить хорошо».

Ина родилась в 1924 году, и советский мир был её миром. Она говорила, будучи школьницей: «Жизнь - светлая дорога, не знающая движения назад, движения в прошлое. Будущее - оно моё. Оно должно стать моим. И станет». В шестнадцать лет она уже понимала: «Нужно сделать так, чтобы не жизнь вела меня по своему пути, а я двигала ею так, как это надо мне. Только тогда я буду иметь право называться человеком». Кто научил Ину этой мудрости? Не тот или иной педагог, не тот или иной руководитель комсомола, но все педагоги, все комсомольцы - всё, что её окружало: она с детства дышала советским воздухом.

Она встретила войну мужественно; с первых дней начала работать в военном госпитале. Она писала: «Защитить нашу Родину, наше счастье!» Она страдала вместе со всеми советскими людьми: «Заняли враги много, так много, что после того, как прогоним их, долго ещё не войдёт жизнь в обычную колею. Может быть, нам-то не удастся пожить спокойно и безмятежно. А ведь через много лет люди будут учить по истории о наших днях и позавидуют нам». В начале 1942 года она была уверена, что наши войска войдут в Берлин. Её патриотизм был действенным: может быть, она и мало писала о своей любви к народу, но она жила одной страстью: отдать за народ свою жизнь.

За несколько месяцев до ухода в партизанский отряд Ина написала последнее школьное сочинение на тему «У нас героем становится любой». Ина захотела противопоставить социалистический гуманизм звериной морали фашизма; она изобразила еврейскую девушку Сару, дочь сапожника Лейбы. Ей было шесть лет, когда черносотенцы убили при погроме отца, мать и братьев. Это было до Октябрьской революции. Воспитанная советской властью, Сара становится знаменитой лётчицей и совершает подвиг. Ина писала: «Где ещё, в какой стране, дочь голодного старого еврея может быть такой известной всей стране девушкой-героем? Этот подвиг был сделан во имя Родины, во имя Сталина. Сталин! Он дал счастье народу. Он сделал так, что любой человек нашей Родины может стать героем». Это было написано обыкновенными чернилами в обыкновенной школьной тетрадке. Ина вряд ли тогда подозревала, что её кровью будет написана история другой девушки-героя - Инессы Константиновой...

Для того чтобы понять всю глубину подвига Ины, нужно представить себе эту девушку, одарённую, вдохновлённую, любящую жизнь-природу, друзей, семью.

Природа для неё не была отвлечённым понятием или бездушной декорацией. Ещё в школьные годы не раз она восхищалась полями, деревьями, рекой или небом: «Кругом леса, все в инее холмы... Ну так красиво! Особенно берёзки: стройные, ровные и все в серебристом инее, как невесты в белом уборе. Непередаваемая поэзия в этих белых лесах, особенно вечером, перед заходом солнца, когда в воздухе разлита какая-то особенная грусть и свежесть». В партизанском отряде она вспоминала Крым, где была девочкой, говорила: «Море, какое оно хорошее, особенно вечером, такое тихое, ласковое и шумит, шумит». Александр Павлович рассказывает, что однажды он был с дочерью в разведке. Они залегли в лесочке над озером, поджидая прихода темноты; Ина говорила: «Как хорошо здесь! Как красиво это озеро в рамке зелёных сосен! Здесь бы отдыхать, а не воевать». В одном из последних писем к матери она пишет: «У нас очень красивые места. Много леса кругом. По вечерам поют соловьи, да так громко... И вечера светлые, лунные».

Оказавшись среди новых, незнакомых людей, Ина не смутилась. Она быстро подружилась с партизанами. Она описывает своих новых друзей: «Гриша Шевачев, высокий, худой, еврейского типа мальчик, неглупый, развитой, не особенно крепкий, но вообще славный парень. Затем Игорь Глинский. Чудесный мальчишка. Удивительно милый. Умный, развитой, начитанный. Макаша Берёзкин, смуглый, как цыганёнок. Он всегда весел, всегда улыбается. Не отказывается ни от какого дела. Затем Лёша Субботин. Он горел желанием хорошо выполнить задание, отличиться. За ним Боря Кулаков, очень маленького роста, чёрненький, остроумный, весёлый хлопец. И последний - Сергей Некрасов, своеобразное лицо и своеобразный характер... Милые моя ребята! Нет, с этой группой я пошла бы в огонь и в воду. Как они хорошо ведут себя в походе, в бою, дома... Мои дорогие, настоящие друзья!» В партизанском отряде был пятнадцатилетний Вадик Никонёнок. Ина с ним дружила. Девушки удивлялись: «О чём ты с ним разговариваешь?» Ина отвечала: «А он такой интересный, развитой. У него много разных вопросов, всё он хочет знать».

Она страстно хотела жить, мечтала о том, что будет после войны, о мирной жизни, об институте, о книгах. Мечтала о театрах, о музеях. «Только бы жить», - писала она.

Что привело её к смерти? Большая любовь к жизни, желание жить высоко и вдохновенно. 30 мая 1943 года на заседании бюро подпольного райкома Ину приняли кандидатом в члены партии. Товарищи рассказывают, что её лицо было освещено лёгкой улыбкой: для неё это была присяга на верность жизни, народу, себе.

Я вспоминаю, как девочкой она описывала посещение зубного врача... Вот что с ней произошло в Пустоши, когда её задержали немцы: «Комендант кричит: «Говори!» Молчу. Вижу, как его физиономия краснеет. Он подбегает ко мне, изо всей силы бьёт меня по левому уху. «Говори!» Офицер снова ударил меня несколько раз по лицу. Очевидно, на мгновение я потеряла сознание и упала. Встаю. Голова кружится. По щеке и губе течёт что-то. Я трогаю рукой и вижу кровь. Он дрожащими руками закуривает сигару. «Так не скажешь?» Молчу. Тут он подошёл ко мне, и вдруг я почувствовала острую боль в правой руке. Я чуть не закричала, но ненависть к этому гаду помогла мне справиться с собой и не показать ему моей слабости... Меня привели в какой-то дом, втолкнули в комнату с решёткой. Села на пол. Всё болит, а особенно рука - пепел сигары смешался с кровью».

Ину ждала виселица. Ей удалось убежать. Вернувшись в отряд, она скромно умалчивала о пережитых ею пытках. Она продолжала ходить в разведку; теперь она хорошо знала, что ждёт её, если она попадёт в руки немцев.

Однажды фашисты ранили партизана Дудушкина. Он был с Иной в болоте. Он не мог идти. Он рассказывает: «Опираясь на руку Ины, я кое-как полз. По правде говоря, Ина почти несла меня... Восемь километров мы шли так семнадцать часов...»

Можно было бы много рассказать об отваге Ины; об этом охотно вспоминают её боевые товарищи. Но мне кажется, что лучше, чем все эти рассказы, о мужестве Ины свидетельствует её нежелание расстаться с тяжёлой и опасной работой в тылу, у врага. В начале 1943 года Ина, получив отпуск, приехала домой. Она могла поступить в институт, могла пойти в армию. Ей говорили товарищи: «Ты довольно партизанила, своё сделала, хватит». Она отвечала: «Нет. Моё место там». Она говорила так не потому, что ей указали это место, она знала, как страшна жизнь партизанки-разведчицы, и она хотела для себя самого тяжёлого.

21 февраля, за несколько дней до своей гибели, Ина писала матери: «Рано утром командир будит нас идти в разведку. Проснёшься - и вспомнишь, как когда-то няня будила в школу. Тоже не хотелось вставать, хотелось поваляться в тепле, но... какая разница. Идёшь утром по лесу и вспоминаешь и даже чуть-чуть надеешься на что-то впереди... Побывать сейчас дома...» Это письмо Ина написала за несколько дней до смерти.

Несколько партизан ночевали в землянке. Перед рассветом часовой разбудил всех: «Немцы!» Выскочив из землянки, Ина поняла, что всем уйти не удастся. Она решила прикрыть отход товарищей; она крикнула им: «Уходите!» Встав на колено, она открыла огонь из своего автомата.

Давно, ещё до войны, Ина мечтала: «Я так люблю лунные ночи... Сильный мороз. Снег тысячами алмазов играет в серебряном сиянии. И тишина, тишина... Как в сказке. В такую ночь хочется думать о прекрасном и невозможном... Когда-нибудь в такую же ночь я пойду в лес. И наступит сказка».

Ина погибла в лесу, среди снега и звёзд. Сказка наступила - самая прекрасная: о девушке, которая умерла, спасая жизнь своих товарищей.

Что осталось от Ины? Несколько тетрадок дневников, связка писем да высокая сосна в лесу возле Идрицы, на которой партизаны вырезали имя девушки. Нет, не только это. «Лучшее не забывается и не исчезает».

По-разному сложилась судьба школьных товарищей Ины. Юра Садовников погиб. Рэм был ранен, но выжил; он теперь в Ленинграде. Лена учится в Москве, а Таня учит детей где-то возле Кашина. В школе Ины новые мальчики, новые девочки, новые проказы, новые увлечения. Но где бы ни были товарищи Ины, я знаю, что память о прекрасной девушке, которую они встретили на заре своей жизни, им помогает в минуты горя и уныния. Я знаю, что новое поколение - девушки и юноши, которые читают дневник Ины, - учатся на нём жить, бороться, по-настоящему любить, жертвовать собой.