С чего начать! Я растерялся... Это было 30 лет назад, но и сегодня ничего не приходится искать в памяти, воспоминания обступают, теснятся...

Оживают голые, без единого деревца, степные таманские дороги с обледеневшими грузовиками, ползущими и приседающими под тяжестью ящиков со снарядами, продовольствием или просто дров, которых вовсе не было за проливом, там, в десантных, кухнях, сожгли уже телеграфные столбы... Шатаются мокрые дощатые причалы (самодельные!), а волны, накатываясь. сокрушительно бьют в них - в ту зиму не унимались сильные ветры... Самолеты, ведомые девушками из женского авиаполка, фанерные У - 2, дрожат всеми стенками своих плоскостей и парят над свинцово - серым проливом так низко, что «мессеры» не решаются их атаковать, опасаясь врезаться в волны, только яростно осыпают зажигательными пулями, а У - 2 летят с берега на берег и везут - туда мешки с мукой для единственной хлебопекарни, оборудованной в каменном прибрежном сарае, назад - раненых... И раненые, когда их вынимали на носилках из «сигар», укрепленных смекалистыми авиаторами поперек крыльев самолетика, были белыми от муки, а мешки с мукой - в красных пятнах от крови... Таманский берег, плоский, как стол, расстилался ровно и открыто, крымский горбился сопками. Что ни сопка - укрепление, как крепостная башня... За ней - танки, терпеливо ждущие своего часа, пушки, полузарытые в землю, поближе к весне появились быстрые и грозные минометы «катюши», а на переднем склоне - зигзаги приснеженных каменистых траншей... И лица, лица, лица... Кого назвать первым! Начну с безымянного командира, потому что не спросил тогда, как его зовут, а больше не встречал. И это будет не только о нем, это о мужестве, необходимом в те дни, как воздух, о геройстве, необходимом в те дни, как работа. О мужестве и геройстве многих, кто в долгую зиму сорок третьего накапливал силы на плацдарме, захваченном десантниками для наступления...

11 апреля в очередной раз я пересек Керченский пролив на «попутном» У - 2 и вскоре был уже на окраине Керчи, среди развалин ее домов, освобожденных в то утро... Собственно, домов не было... Вокруг стояли стены с рваными краями, с дырами вместо окон, без рам (все давно выгорело), за этими стенами грудами лежали на земле осыпавшиеся потолки, а над ними - небо с дождями... Целых домов в Керчи осталось - по пальцам посчитать, да и то не домов, а домишек, зажатых пустыми коробками многоэтажных корпусов, как дети, которых взрослые в несчастье заслоняют собой...

Стрельба слышалась впереди, приближаясь к центру, к горе Митридат, - она острым конусом темнела над следами площадей и улиц. Сознание, что это уже Керчь, торопило меня...

Вдруг я остановился. Навстречу, старательно обходя воронки от снарядов, закоптивших серый булыжник, двигались двое. Солдат вел за руку старшего лейтенанта с кровавой повязкой на голове, она, эта повязка, закрывала оба глаза.

- Здравствуйте, - сказал я, когда мы поравнялись, чтобы приободрить раненого присутствием еще одного человека.

- Медсанбат далеко! - спросил меня боец.

Я видел медсанбат на краю села Капканы, до города. Надо было пройти всей этой улицей, огромной территорией Керченского металлургического завода и еще дорогой вдоль бухты... Ответив, я прибавил с участием:

- Еще далеко!

И подумал: подвернулась бы им скорей машина, ведь они так медленно идут! А старший лейтенант, преодолевая боль, чуть улыбнулся и хрипло обронил:

- Хорошо...

- Почему! - спросил я, не понимая.

И услышал слабый и серьезный голос - до сих пор он слышится мне:

- Значит, много мы уже отбили у них...

Ни один метр на этой земле не давался легко. Фашисты объявили Крым неприступным. Я видел коричневые плакаты на стенах освобожденных городов, где все берега полуострова были оплетены колючей проволокой... Чтобы представить себе ту зиму, надо вернуться к десанту...

Первые отряды были подготовлены и отправлены через пролив из Тамани, той самой лермонтовское Тамани, 18 - й армией (командующий - генерал - лейтенант К. Н. Леселидзе, начальник политотдела - полковник Л. И. Брежнев). На небольших десантных тендерах и мотоботах они достигли крымского берега и высадились южнее Керчи, в поселке Эльтиген, который после войны назван Геройским. Всякий бой тяжел и опасен, но, может быть, нет ничего трудней, чем высадка на заранее укрепленный, заминированный, утыканный пушками, пулеметами и прожекторами, опутанный, как было нарисовано на фашистском плакате, колючей проволокой берег, где каждый камень держится под прицелом и где у обороняющихся с излишком и патронов, и гранат, и снарядов, а десантник много взять с собой не может. Подвижность - одна из необходимостей десантника...

Море было неспокойным. В такую ночь десанта не ждали, это помогло. Но и помешало. Волна не дала близко подойти к берегу многим кораблям. От прямых попаданий загорелся один мотобот, второй,. Командиры приказали немедленно прыгать с остальных в воду, так было больше надежды уберечься от огня, этот маневр отрабатывался еще на таманских лиманах. При посадке в мотоботы была до минимума ужата поклажа в вещмешках за плечами, и сейчас, перед прыжком в ледяную воду, из них выбрасывали дорогие (для души!) личные вещи, табак, а то и хлеб. Оставляли патроны и гранаты.

Десантников поддерживала артиллерия с таманского берега и с песчаных, за ночь до этого пустых островов в проливе. Едва зарозовел рассвет, я был на одном таком острове. У орудий взвивались дымки, держался привкус гари.

- Мы подавили четыре огневых точки и сожгли тяжелый танк, - сказал командир батареи, сдвигая морскую фуражку на затылок и поднимая усталые глаза.

- Откуда вы это знаете!

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.