Сердюков - председатель колхоза «Колос» - любил в разговоре как бы невзначай экзаменовать новичков - агрономов. В первый день посещения колхоза вопросы Сердюкова застали Галю врасплох. Она ответила только на часть из них. Уезжая, Галя слышала, как председатель сказал кому - то довольно громко:
- Вон они, агрономы! Поеду, говорит, посоветуюсь с Гурьевым, узнаю... Эдак я и сам могу...
Вспомнив всё это, Галя улыбнулась и ответила:
- Спасибо, Осип Антонович. Теперь справлюсь и одна. Мы, кажется, нашли с Сердюковым общий язык.
Гурьев уехал. И опять, перекрывая шум ветра в листве и щебет хохлатых жаворонков, взлетавших над дорогой, с полей донёсся нарастающий стрекот комбайнов.
Думает ли о ней Колесников? И почему ей гораздо труднее с ним, чем с требовательным Сердюковым?
Последнее время Колесникову было не по себе, как будто из жизни выпало какое - то важное, необходимое звено. Первые дни после размолвки он старался забыться в работе. Оправдывал себя: подумаешь, обиделась! Он же был занят делами. Но постепенно вырастало сознание собственной вины. Он понял, как много значила для него Галя. Хотелось извиниться перед девушкой, признаться, что ему очень трудно без неё. Он написал второе письмо и порвал его. А дни проходили, и Колесникову стало совсем невмоготу.
Однажды приехал старший агроном и долго простоял рядом с ним на штурвальном мостике.
- Грустный ты какой - то... - заметил Гурьев, присматриваясь к Петру, - поделись бедой. Вместе горе размыкаем.
Его скуластое лицо выражало искреннее сочувствие. И Колесников рассказал всё. Гурьев долго молчал. Потом начал неторопливо:
- Ты у Галины из доверия вышел... В любви, понимаешь ли, тоже нужно чувство ответственности, как и в любом другом важном деле...
Всё это было очень умно и верно. Старший агроном говорил горячо, с убеждением, стремился успокоить. Но разговор этот, напротив, только пуще взволновал Колесникова. Теперь хотелось только одного: повидать Галю - будь что будет. Он поехал на МТС. Но ни в конторе, ни дома девушки не оказалось. Колесников постоял на крыльце, прислушиваясь к шуму дождя, и уехал на полевой стан.
Подъезжая в сумерках к своему комбайну, Колесников увидел, что дождь прошёл стороной и всё поле сухое. Комбайн работал. Зыков выглянул из - под зонта и помахал рукой. Лицо Матвея выражало величайшее любопытство.
Сделав вид, что не замечает его вопросительного взгляда, Колесников слез с дрожек и посмотрел на часы. Они показывали десять.
- Кати в село и скажи председателю, чтобы он выделил на ночь две автомашины, - сказал Колесников. - Соображаешь? Эта ночь моя. С утра заступаешь ты... Идём, брат, в лобовую атаку!
Глаза Зыкова засияли. Молодцевато тряхнув рыжим чубом, он скатился с лесенки.
Колесников поднялся на штурвальный мостик. Степь, озарённая лунным светом, была безлюдна, и тени от облаков, то сливаясь, то расходясь, стлались по пшеничным массивам. Но вот вдалеке блеснул огонёк. По полям соседнего колхоза тоже шёл самоходный комбайн. Потом появился другой огонёк, третий, и Колесников понял, как обманчиво это ночное безлюдье. Он был не один.
Галя под вечер возвращалась из колхоза. Поле, возле которого она вчера рассталась с Гурьевым, было уже наполовину скошено. По стерне деловито бродили голенастые грачи.
Самоходный комбайн стоял с выключенными моторами на середине очередного загона. На штурвальном мостике алел флажок. Галине сердце учащённо забилось: такой флажок мог быть только у Колесникова. Возле комбайна как будто никого не было. Только девичий голос пел:
Летят утки,
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.