Паутинка

Большинство ребят в лесу всеми силами стремятся показать свою власть над природой: ломают сучья, жгут смолу на деревьях, вбивают в живые стволы гвозди, разоряют гнёзда. При наблюдении работы пионерских лагерей нам следует непременно учитывать и состояние окружающих лагерь лесов.

Но не следует, кажется мне, замечая порчу в лесах, целиком обвинять только детей. Мы же все были детьми и по себе знаем, как хочется в детстве быть хозяином, имеющим власть над всем живущим в природе. Это чувство хозяина, у мальчиков особенно, - по - моему, врождённое чувство, и очень хорошее. Беда только в том, что каждый маленький хочет быть хозяином природы только в своих интересах и оттого является для общества иногда и жестоким вредителем. Оттого не целиком на детей должен обрушиваться наш гнев, но в большой доле и на воспитателей: они - то и должны здоровое, естественное чувство хозяйственного самосознания детей сделать полезным для общества и приучить самих детей считать себя посланниками общественного человека, действительно имеющего благотворное право распоряжаться дарами природы.

В старое время воспитатели стремились жестокость, будто бы свойственную чувству хозяина природы, смягчить милостью («страшен чёрт, да милостив бог!»). Это сентиментальное воспитание ни к чему хорошему не приводило. Правда, леса ведь не только надо насаждать, но и рубить. Всякий спелый лес, приближаясь к старости, находится на пути к гибели от червя или пожара. Так лучик же до достанется нам, чем улетит в огне или развалится от червей... И оттого мы должны расставаться с жалостью и рубить леса; мало того, если по верному плану нам необходимы зерновые культуры, мы должны искоренять леса и землю распахивать. Жестокость, как сила и жалость, как внимание к жизни, непременно входит в чувство хозяина. Воспитателю нужно научить нас пользоваться разумно тем и другим. Но я думаю, в жизни тысячи раз с давних времён высказывались эти мысли, и с ними нормальный человек встречается в жизни и без особых воспитателей.

Вот бы рассказать о себе, как я сам в жизни своей эти мысли нашёл. Но об этом долго рассказывать, а лучше расскажу, как я встречаюсь с ними в своей повседневности и постоянно вхожу в лес учеником, а выхожу учителем. Я расскажу о своих ежедневных открытиях в лесу, пусть ничтожных по себе, но всегда новых и раскрывающих мой личный путь жизни гораздо скорей и верней биографии.

Вот был солнечный день, такой яркий, что лучи проникали даже и в самый тёмный лес. Шёл я вперёд по такой узенькой просеке, что некоторые деревья с одной стороны перегибались на другую, и это дерево шептало своими листиками что - то другому дереву, на той стороне. Ветер был очень слабый, но всё - таки он был: и наверху лепетали осинки, и внизу, как всегда, важно раскачивались папоротники. Вдруг я заметил: со стороны на сторону через просеку, слева направо, беспрерывно там и тут перелетают какие - то мелкие огненные стрелки. Как всегда в таких случаях, я сосредоточил своё внимание на стрелках и скоро заметил, что движение стрелок происходит по ветру, слева направо. Ещё я заметил, что на ёлках их обычные побеги - лапки вышли из своих оранжевых сорочек и ветер сдувал эти ненужные больше сорочки с каждого дерева во множестве великом: каждая новая лапка на ёлке рождалась в оранжевой сорочке, и теперь сколько лапок, столько сорочек слетало - тысячи, миллионы...

Мне видно было, как одна из этих слетающих сорочек встретилась с одной из летящих стрелок и вдруг повисла в воздухе, а стрелка исчезла. Я понял тогда, что сорочка повисла на невидимой мне паутинке, и это дало мне возможность в упор подойти к паутинке и вполне понять явление стрелок: ветер поддувает паутинку к солнечному лучу, блестящая паутинка вспыхивает от света, и от этого кажется, будто стрелка летит. В то же время я понял, что паутинок этих, протянутых через просеку, великое множество, и, значит, если я шёл, то разрывал их, сам не зная того, тысячами. Мне казалось, что у меня была такая важная цель - учиться в лесу быть его настоящим хозяином, - что я имел право рвать все паутинки и заставлять всех лесных пауков работать для моей цели. Но эту замеченную мной паутинку я почему - то пощадил: ведь это она же благодаря повисшей на ней сорочке помогла разгадать мне явление стрелок. Был ли я жесток, разрывая тысячи паутинок? Нисколько: я же их не видел - моя жестокость была следствием моей физической силы. Был ли я милостив, наклоняя для спасения паутинки свою натруженную спину? Не думаю: в лесу я веду себя учеником, и если бы я мог, то ничего бы не тронул. Спасение этой паутинки я отношу к действию моего сосредоточенного внимания.

Лесной хозяин

То было в солнечный день, а то расскажу, как хозяин было в лесу перед самым дождём. Наступила такая тишина, было такое напряжение в ожидании первых капель, что, казалось, каждый листик, каждая хвоинка силилась быть первой и поймать первую каплю дождя. И так стало в лесу, будто каждая мельчайшая сущность получила своё собственное, отдельное выражение.

Так вхожу я к ним в это время, и мне кажется: они все, как люди, повернулись ко мне лицами и по глупости своей у меня, как у бога, просят дождя.

- А ну - ка, старик, - приказал я дождю, - будет тебе всех нас томить, ехать, так ехать, начинай!

Но дождик в этот раз меня не послушался, и я вспомнил о своей новой соломенной шляпе: пойдёт дождь - и шляпа моя пропала. Но тут, думая о шляпе, увидел я необыкновенную ёлку. Росла она, конечно, в тени, и оттого сучья у ней когда - то были опущены вниз. Теперь же, после выборочной рубки, она очутилась на свету, и каждый сук её стал расти кверху. Наверно, и нижние суки со временем поднялись бы, ветки эти, соприкоснувшись с землёй, выпустили корешки и прицепились... Так под ёлкой с поднятыми вверх сучьями внизу получился хороший шалашик. Нарубив лапнику, я уплотнил его, сделал вход, устелил внизу сиденье. И только уселся, чтобы начать новую беседу с дождём, как вижу, против меня совсем близко пылает большое дерево. Быстро схватил я с шалаша лапник, собрал его в веник и, стегая по горящему месту, мало - помалу пожар затушил раньше, чем пламя пережгло кору дерева кругом и тем сделало бы невозможным движение сока.

Вокруг дерева место не было обожжено костром, коров тут не пасли, и не могло быть подлесков, на которых все валят вину за пожары. Вспомнив свои детские разбойничьи годы, я сообразил, что смолу на дереве поджёг скорей всего какой - нибудь мальчишка из озорства, из любопытства поглядеть, как будет гореть смола. Спустившись в свои детские годы, я представил себе, до чего же это приятно взять чиркнуть спичкой и поджечь дерево.

Мне стало ясно, что вредитель, когда загорелась смола, вдруг увидел меня и. скрылся тут же где - нибудь в ближайших кустах. Тогда, сделав вид, будто я продолжаю свой путь, посвистывая, удалился я с места пожара и, сделав несколько десятков шагов вдоль просеки, прыгнул в кусты и возвратился на старое место и тоже затаился.

Недолго пришлось мне ждать разбойника. Из куста вышел белокурый мальчик лет семи - восьми, с рыжеватым солнечным запёком, смелыми, открытыми глазами, полуголый и с отличным сложением. Он враждебно поглядел в сторону просеки, куда я ушёл, поднял еловую шишку и, желая пустить её куда - то в меня, так размахнулся, что перевернулся даже кругом себя. Это его не смутило; напротив, он, как настоящий хозяин лесов, заложил обе руки в карманы, стал разглядывать место пожара и сказал:

- Выходи, Зина, он ушёл!

Вышла девочка, чуть постарше, чуть повыше и с большой корзиной в руке.

- Зина, - сказал мальчик, - знаешь что? Зина глянула на него большими спокойными глазами и ответила просто:

- Нет, Вася, не знаю.

- Где тебе! - вымолвил хозяин лесов. - Я хочу сказать тебе: не приди тот человек, не погаси он пожар, то, пожалуй, от этого дерева сгорел бы весь лес. Вот бы мы тогда поглядели!

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.