Как только девочка и ее мать скрылись за поворотом улицы, Луначарский от имени всех предъявил Владимиру Ильичу «ультиматум»:

«Не пойдем дальше, пока не расскажете, как вам удалось так быстро успокоить ребенка. Наверняка вы знаете особое, «петушиное» слово для этого».

«Дело, конечно, не в «петушином» слове, - ответил Ленин. - Нужно лишь вдумываться в психологию ребенка и понимать ее. Первым долгом я уверил девочку в том, что мать ее не потеряла и скоро вернется за нею. Девочка немного успокоилась и сказала, что ее зовут Мадлен. Потом я спросил ее, умеет ли она петь. Оказалось, что умеет. В подтверждение она спела мне песенку про Авиньонский мост, которую вы все слышали. А так как в этой песенке поется о том, что на Авиньонском мосту все танцуют, то и маленькой Мадлен захотелось самой поплясать. А тут и подоспела ее мамаша».

«Владимир Ильич, а почему вы рассмеялись, когда вас благодарила мать девочки?» - спросил один из нас Ленин с тонкой, чуть иронической улыбкой посмотрел на спрашивающего и ответил:

«Этот анекдот я решил сберечь для Надежды Константиновны, а теперь приходится всем вам его рассказать... Мадам спросила меня: «Месье, вы педагог?» Я ответил, что лишь с большой натяжкой меня можно считать педагогом да и то среди взрослых. «Вы русский?» «Да, - говорю, - мадам». «Революционер?» - спрашивает шепотом. Я сказал, что она не ошиблась. «Да здравствует революция!» - уже не шепотом, а почти во весь голос крикнула взволнованная мамаша. Вижу, дело осложняется. Мадам не только истинная дочь Парижа, но и довольно экспансивная особа. Того и гляди, из благодарности ко мне вздумает тут же на улице плясать карманьолу... Сославшись на то, что меня ждут, я начал прощаться. Вот тут - то она со всей непосредственностью настоящей парижанки присвоила мне звонкий титул...»

«Какой, какой титул?» - наперебой спрашиваем все мы.

«Вы великолепны», - заявила мне мадам на прощание. Я не выдержал и рассмеялся. Думаю: вот бы услышали ее меньшевики, то - то была бы для них радость! Какой вой и визг подняли бы они: Ленин, мол, подобно средневековому тирану из династии Медичи, Лоренцо Великолепному, решил и себе присвоить титул «великолепный».

При этих словах Владимир Ильич снова рассмеялся, и мы все поддержали его таким дружным хохотом, что прохожие с удивлением смотрели на нас...

И вот еще как будто бы небольшой, но очень характерный штрих. Упомянув о Лоренцо Великолепном, Владимир Ильич вопросительно посмотрел на Луначарского. Его взгляд означал: «А не ошибся ли я? Если ошибся, то поправьте меня, Анатолий Васильевич».

Луначарский, по праву считавшийся одним из лучших в мире знатоков эпохи итальянского Ренессанса, утвердительно кивнул головой. Как и все мы, он был настолько увлечен ленинским рассказом, что боялся нарушить впечатление от него хоть одним своим словом.

Но здесь важно другое: как точен всегда Ильич! У него блестящая память, и все же он знает, что даже самая лучшая память нуждается в проверке. Он никогда не постесняется проверить себя - если надо, то и не раз, - но зато если скажет, так уж не ошибется. Вот почему каждое ленинское слово для нас, как гранитная скала: твердо, крепко и непоколебимо.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.