Кванты и музы

Недаром Шекспира называли «потрясателем» сцены. Чтобы показать Лиру цвет сердца его детей, он толкает Лира на простой, но точный по доказательности поступок: Лир отдает детям все, чем владеет. Результат нам известен. Шекспир поступил как хирург: он рассек последнюю оболочку, под которой мы находим ту правду, которая могла бы считаться бредом без убедительного исследования Шекспира.

Как и в науке, где гипотезу переводят в ранг теории только в случае ее подтверждения экспериментом, так и в искусстве – предложенная психологическая модель должна иметь корни в реальной жизни. Иначе она останется домыслом, выдумкой. Доказательства – вот решающий судья и в научном исследовании и в художественном.

Какие же необычные, на первый взгляд бредовые (на самом деле мудрые) эксперименты принесло нам искусство?

Лермонтов... Этот пылкий гигант в поисках испытания силы любви бросил к ее ногам демона. Попробуй он послать Тамаре искушение в облике простого смертного, пусть даже юноши более прекрасного, чем ее возлюбленный, Лермонтов-исследователь мог не получить однозначного ответа на свой вопрос. Но он в своем эксперименте оперирует максимальной величиной: властелином всего подлунного мира – неужто Тамара устоит перед ним?!

И Лермонтов доказывает, что любое могущество бессильно перед настоящей любовью.

Конечно, можно протестовать против опытов с такими моделями человеческих отношений; в конце концов демон не существует... Но подобные крайности суть экстремальные условия, которыми пользуются ученые; чтобы установить пределы того или иного явления. Психологические модели так же необходимы искусству, как математические модели науке: они рафинированные, обнаженные отображения действительности.

Еще примеры. Пушкин не согласился с обыденной трактовкой в коллизии «Сальери – Моцарт». Слишком просто и неубедительно звучит в этой драме мотив убийства из-за ревности и зависти. Истина глубже. И Пушкин строит психологическую модель личности, которая видит благо человечества под странным углом зрения: не дарить людям гения, надо уберечь их от гения – вот философия Сальери. И он, любя друга, понимая, что он гений, убивает его – на «пользу» человечеству!

Своим дерзким экспериментом Пушкин добавил к нашим знаниям о человеческой душе очень существенную деталь.

Всем известна гениальная режиссерская находка Эйзенштейна в сцене расстрела царскими солдатами мирных людей на одесской лестнице в фильме «Броненосец «Потемкин». Эта находка не получила бы эпитета гениальной, если бы он ограничился лишь показом расстрела, как ни чудовищен этот акт сам по себе, но Эйзенштейн на вопросы: как показать жестокость мира, с которым борется революция, как показать ту тьму, которая окутает Россию, если победят штыки царских солдат? – находит ответ оглушительный по своей доказательности. Вырвавшаяся из рук раненой женщины, по ступеням катится коляска с младенцем. Она набирает и набирает скорость... И зритель пронзительно осознает, что некому остановить коляску! Некому! Она катится навстречу смерти. В мире, из которого исчезла доброта и жалость, обречен на гибель даже невинный, еще ничем не провинившийся кусочек жизни. Мысль об исчезновении доброты можно иллюстрировать по-разному. Эйзенштейн избрал шекспировский прием, прием крайней убедительности, прием почти невероятный. Одна сцена – и законченная модель человеческого общества, в котором нет справедливости, в котором торжествует злоба. Один фрагмент – и великий вклад в исследование жизни.

Мнимое «безумие» замысла «Фауста» Гете, «Потерянного рая» Мильтона, творческого метода Достоевского, режиссерских находок Мейерхольда, Эйзенштейна, драматургических опытов Маяковского – не говорят ли эти великие операции на человеческом сердце о необычайной силе, плодотворности, насущной необходимости таких экспериментов? Пусть дерзких, но предельно убедительных: пусть не всем сразу понятных, но остающихся в веках; пусть спорных, но вызывающих работу мысли, совести, желание бороться с тем, что обнажается в ходе таких исследований. Если же произведение искусства не зовет к борьбе, зачем оно? «Нужна та культура, – говорил В.И.Ленин, – которая учит бороться».

Есть ли в сегодняшнем искусстве открытия, к которым можно применить критерий Бора? Конечно, тут и речи не может быть ни о театре абсурда, ни о поп-музыке, ни о псевдоноваторских перелицовках классики. Речь – об интеллектуальном, духовном подвиге, о произведениях, написанных под девизом «Вод, в которые я вступаю, не пересекал еще никто!» (Данте). Многие ли исследователи человеческих душ отваживаются выбрать район своих раскопок подальше от уже разрытых другими «курганов»?

Современной наукой правит, можно смело сказать, принцип Бора. Особых успехов физики сегодня добиваются совсем не тогда, когда придерживаются твердо установленных теорий и взглядов, а, напротив, отказываясь от них. Великие открытия рождаются, когда ученые находят в себе смелость совершенно по-новому взглянуть на явление, взглянуть иначе, чем его предшественники. Первооткрывателям сопутствует дух мятежности и дерзости. Это, конечно, не безрассудство, это принципиально новый подход к познанию мира.

Новаторство, парадоксальность характеризуют дух современной науки, ее атмосферу. В ее недрах, в головах исследователей зреют гроздья гнева на несовершенство, на ограниченность науки. После уроков непредвиденных откровений, которые дали теория относительности и квантовая теория, стало ясно, что «безумные» идеи форсируют прогресс. Именно от них ученые ждут сегодня решения самых сложных проблем современной науки. И в то же время поиски таких идей составляют проблему современной физики.

Некоторые научные журналы даже отказываются печатать работы, в которых все ясно. Они отклоняют статьи не потому, что их нельзя понять, а именно из-за того, что они содержат мало нового, принципиально нового, в них нет многообещающей «безуминки».

Не происходит ли подобный процесс в сфере художественного творчества? И мастера искусств тоже обдумывают свои «боровские» идеи?

Советское общество – особенно благодатный объект для эпохальных исследований. В сегодняшнем мире рядом сосуществуют две культуры, производные от двух социальных формаций – капиталистической и коммунистической. В развитии социалистической культуры важная роль принадлежит молодому поколению. Чтобы принять на свои плечи будущее, оно должно осознать свои силы, возможности, задачи. Помочь его становлению может искусство.

В радиотехнике существует понятие «захватывание». Это явление возникает, когда рядом работают два генератора радиоволн. Когда их настройки достаточно близки, один меняет свою частоту под влиянием другого. Такому «захватыванию», несомненно, подвергаются старые принципы нравственности, доставшиеся нам в наследство от прошлого. Нормы жизни социалистического общества торжествуют. Это неизбежно. Но процесс этот принципиально новый, почти еще не исследованный – ведь в истории человечества не найдешь другого периода, подобного тому, в котором мы живем. И тема обновления, обновления не единичного человека, а целого общества должна лечь в основу важных открытий в области человеческого духа и сердца. Правда о новых взаимоотношениях между людьми должна породить и вдохновить современных Шекспиров и Эйнштейнов.

Ведь ни Эйнштейн, ни Шекспир ничего не выдумали. Их находки подсказаны действительностью. Они просто сумели сформулировать свои вопросы. А цель у них сходная: у Шекспира – обнажение порока и зла во имя установления гармонии в человеческом обществе, у Эйнштейна – интуитивное ощущение гармонии мира и поиски доказательства этого. У обоих – вера в существование и торжество правды, в то, что познание преображает человека, меняет его отношение к миру.

Поиск правды пронизывает всю жизнь человечества. Этот поиск рождает великих людей и великие идеи. Может быть, настал момент, когда не только современная наука, но и современное искусство готово к прыжку в бессмертие?

...Не кажется ли поразительным уже тот факт, что мы получили возможность глубже понять метод познания чувств, найденный Шекспиром, только после того, как человечеству была подарена теория относительности, расширившая наши представления о мире неживой природы!