Статья третья

Певцы «Прометея»

Увлечение Л. Н. Толстого поэмами Гомера об осаде Трои и о странствованиях Одиссея, появившимися за 800 лет до начала нашей эры, было так велико, что он начал изучать греческий язык, для того чтобы читать в подлиннике Гомера, Ксенофонта с его книгой о походе 10 тысяч греков («Анабазис») и других древнегреческих писателей.

Лев Толстой писал А. А. Фету, преклонявшемуся перед поэзией греков и римлян: «Я ничего не пишу, а только учусь. Но как я счастлив, что на меня Бог наслал эту дурь. Во - первых, я наслаждаюсь; во - вторых, убедился, что из всего истинно - прекрасного и простого прекрасного, что произвело слово человеческое, я до сих пор ничего не знал, как и все... Ради Бога объясните мне, почему никто не знает басен Эзопа, ни даже прелестного Ксенофонта, не говорю уж о Платоне, Гомере... Можете торжествовать: без знания греческого - нет образования...» И спустя месяц: «Живу весь в Афинах. По ночам во сне говорю по - гречески».

Эти восторженные слова понятны: Толстой открыл тогда для себя в Гомере, Эзопе, Ксенофонте, Платоне целый мир великой культуры - праматери европейской, в частности русской, культуры. Лев Толстой не одинок в признании, что в классической литературе греков и римлян каждый человек обретает сокровищницу истинной красоты, что Гомер, Платон, Эсхил, Софокл, Аристофан, Виргилий, Гораций, Катулл должны войти в круг чтения каждого человека, не желающего остаться обделённым из мирового запаса добра, истины и красоты.

И. С. Тургенев писал в 1852 году: «Древние греки имели перед нами преимущество великое; в их счастливых устах поэзия впервые заговорила звучным и сладким языком о человеке и природе. Оттого ничего не может сравниться с бессмертной молодостью, с свежестью и силой первых впечатлений, которыми веет нам от песней Гомера».

Среди великих образов греческой поэзии и искусства, как лучезарный Аполлон Бельведерский, есть вечно вдохновляющий образ Прометея. Это едва ли не величайший из всех образов, созданных человечеством.

Титан Прометей из любви к людям, обречённым богами на тёмное существование рабов, похитил священный огонь с неба и принёс его в дар человечеству. Прометей (самое имя его означает «провидец») предвидел, что в обладании огнём заключены начала культуры для людей. Богоборец Прометей полон любви к роду человеческому. Он научил людей ремёслам и искусствам. Он вложил в сердца и умы людей неугасающий пламень - любовь к свободе, неудержимое стремление к торжеству разума, к радостному будущему человечества.

За вечный огонь, похищенный Прометеем с неба, отец богов Зевс присудил его к страшной казни: Прометей был прикован к скале в диких горах и хищный коршун терзал его грудь, насыщаясь его печенью. Но и казнимый жестокой властью Зевса, Прометей сохранил гордую волю мятежника, восставшего на богов во имя любви к людям.

Этот великий образ был создан почти две с половиной тысячи лет назад древнегреческим трагическим поэтом Эсхилом. Прометею Эсхил посвятил свою трилогию, из которой до нас дошла вторая часть - «Прикованный Прометей».

Образ Прометея создан Эсхилом с такой силой, с таким глубочайшим вхождением в его освободительную мысль, в его свободный дух, провидящий лучшее будущее для человечества, что Прометей остался жить не только в веках, но в тысячелетиях, сохраняя свою жизненную правду, поэтическую красоту и идейную силу.

В литературе многих народов есть отклик на «Прометея» Эсхила: новые поэты воскрешают древний образ богоборца, наполняя его своими мыслями и стремлениями, обращенными к будущему. В английской литературе это «Прометей» и «Каин» Байрона, «Освобождённый Прометей» Шелли, в испанской - «Статуя Прометея» Кальдерона, и т. п.

В русской поэзии к образу Прометея обращается Ломоносов. В своём «Письме о пользе стекла» он славил Прометея.

«Что многи на земли художества умея,

Различные казал искусством чудеса...

Похитил с солнца огнь и смертным отдал в руки».

Первый великий русский учёный всю историю культуры рассматривает как героическую повесть о борьбе детей Прометея - мыслителей, учёных, поэтов - с его врагами, пытающимися потушить священный огонь истины и свободы, зажжённый им в людях.

От Ломоносова это убеждение в необоримости прометеева огня становится достоянием всей русской литературы вплоть до наших дней.

Образ Прометея, освободителя людей, был близок декабристам, первым поднявшим восстание против самодержавия. Следующее поколение великанов русской освободительной мысли - Белинский, Герцен, Огарёв - жадно читало Эсхила. Белинский писал в 1841 году: «Прометей дал знать людям, что в истине и знании они - боги, что громы и молнии ещё не доказательства правоты, а только доказательства неправой власти. Пробуждено сознание в людях, - и падение Зевса уже неизбежно; рано или поздно, но алтари его сокрушатся... Глубоко знаменательный миф, необъятный, как вселенная, вечный, как разум».

Ни на одном другом образе нельзя показать так ясно, как на образе Прометея, что великие творения поэтов давних веков продолжают жить в течение тысячелетий, вновь волнуя своей правдой, вызывая возвышенные устремления.

Но Прометей - это лишь один (правда, величайший) из образов, созданных древнегреческими и римскими поэтами. Эти образы навеки вошли в круг мыслей, представлений, жизненных уподоблений, присущих человечеству.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.