- Мам, меньше. - Васька доверчиво смотрел на нее снизу вверх. - А до этого мы в салочки.
- Сейчас будут тебе салочки, - злым голосом сказала Таня и дернула его за руку. - Ты меня вывел из терпения. Еще вчера я тебе об этом говорила, и вот ты меня вывел!
- Они и на крышу лазили, - дополнила Ольга Яковлевна.
Васька осторожно пытался выдернуть руку. Приятели собрались кружком и смотрели на них очень серьезно.
- Вась, вечером выйдешь? - дипломатично спросил Генка, глядя на Таню.
- Ни в коем случае, - сказала она. - Ни сейчас, ни завтра.
Вгорячах ей хотелось наобещать, что Васька не выйдет во двор всю неделю или даже месяц, но она решила, что это будет непедагогично. Дома он был заточен на кухне без права играть, рисовать и даже учить уроки. В окно глядеть тоже не разрешалось. От тоски и отчаяния Васька ел сахар из сахарницы и время от времени кричал ей:
- Мам, все или не все?
- Не все, можешь не волноваться, - неизменно отвечала Таня. В эти минуты она припоминала Ваське не только ползание по земле, но и все прочие художества - попытку поджечь половик, грубый ответ лифтерше, привычку бить в парадном пистоны. В глубинную суть этих поступков она предпочитала не вдаваться, потому что Васька запросто мог ее переспорить. Все чаще и чаще приходилось ей прибегать к испытанным «потому что потому» и «мама так сказала». Тут ему крыть нечем.
«Надо его всему учить, - без всякой связи подумала Таня. - Очень он у меня талантливый какой-то. Вот вырастет, то-то удивятся все».
Глядя на заточенного сына, она размечталась, каким он будет, когда сделается большим. Таня перебирала разные профессии, и в каждой из них Васька делался феноменальным, единственным в своем роде. Себя она неизменно видела древней старушкой, от которой осталась одна улыбка. Все изумляются и не верят, как она могла воспитать такого сына. А она уже не помнит: склероз. И к лучшему: второй такой парень уже не получится. Под влиянием мыслей о склерозе Таня придвинула к себе телефон и сняла трубку.
- Позовите Павлика. Да, это я, привет. Как ты там? Ничего? Ты всегда ничего. Завидую таким людям. А сама не умею. Все меня шатает куда-то. Где вчера была? В ресторане. Нет, потом пошли гулять. До двух ночи? Подумаешь! Нельзя же все время жить по графику. Повод был, обмывали выставку. Нет, провожал не Бусыгин. Все тебе надо знать. Секрет! Бедненький, ты ревнуешь? Ох, да ты малыш совсем. Это ты-то умудренный? Не строй из себя старика. Это я старуха. Какая? Самая обычная. Ну что же, можно увидеться на днях. Когда? Сегодня? В принципе можно. Наверное, заскочу. Без «наверное»? Тогда тебе неинтересно будет. Ладно, не философствуй. Пока.
Васька даже не вошел, а влетел в комнату, какой-то весь запаханный, с огненным жаром в глазах.
- Что такое? - грозно спросила Таня.
- Мам, я сказку сочинил!
- Какую сказку, когда ты наказан?
- А такую! Про короля!
А было у них так: время от времени Ваське на ум приходила сказка, и тогда Таня должна была садиться за машинку, а он ей диктовал. При этом Васька расхаживал по комнате, думал, притопывал ногой и время от времени требовал у Тани, чтоб она помогала ему развить события. Таня считала, что у сына прорезается несомненный талант, и поэтому никогда не упрямилась, тут же принималась печатать. Конечно, Васька затеял всю эту историю, потому что ему на кухне стало невмоготу. Но делать нечего.
Таня открыла машинку, заправила чистый лист и сказала:
- Только быстрее, а то мне некогда. И помни: потом все равно вернешься на кухню.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.