МЫ НАПРАСНО ждем «Ост»— прославленный сахалинский сейнер. Тихий океан вразвалку гуляет по Холмску — мокрый, тугой ветер сдирает крыши со старых домов, рвет у окон связки вяленой горбуши и наотмашь, солено и резко хлещет по лицу. Ветер расплескивает лужи, звенит консервными банками, низвергая их с горбатых улиц. Канонада моря давит на перепонки. От ветра слепнут маяки у брекватера*. Кривая барографа, дрожа, съезжает к самому краю ленты. Давление падает. По всему западному побережью Сахалина гремит десятибалльный норд-ост.
_______
* Волнолом, мол.
Мы напрасно ждем сейнер капитана Сипатрина, опередивший всех в эту сайровую путину. Едва вынырнув из-под острого плавника залива Терпения, он получил штормовое предупреждение. И сейчас восточный ветер остервенело бьет в поджарый бок своего тезки, пытаясь вышвырнуть «Ост» на берег, в сугробы прибойной пены. Сейнер «старается во все триста лошадиных и шестнадцать человеческих сил, он болтается, как ванька-встанька, и радиолокатор чутко принюхивается к прячущимся в тумане мысам.
На вахте стоит невысокий чернявый старпом. Прошедшая путина — первая в его жизни. Когда же барометр, словно устав падать, вдруг шарахнется вверх, в рулевую рубку одним рывком поднимется капитан: «Ну-ка, дай, Викторович, мне...» И вот тогда начнется. Надо будет продержаться до тех пор, пока из сутолоки неба и воды не вынырнет Анивский маяк. Это залив, это Корсаковский порт, это место, где «Ост» может выждать, пока циклон, разрядившись ураганным норд-вестом, не исчезнет, как смерч.
...Во Дворце моряков ярко вспыхивают окна, звуки музыки заглушают рев шторма. По залам кружатся в вальсе капитаны «Ольхона» и «Руси», «Орджоникидзе» и «Мармарика», «Омска» и «Ои». Начинается радостная неразбериха встречи моряков с берегом: в многомесячном плавании именно это местечко на земле светом маяков и силой воспоминаний спасало рыбаков от штормов и тоски, давало рыбацкую удачу.
В прошедшем году сахалинцы выполнили годовой план еще в октябре.
— «Ост», «Ост»! Почему не отвечаете? Сообщите местонахождение. Перехожу на прием...
Барометр пополз вверх. Ветер с разбегу остановился, словно соображая, откуда же ему теперь ударить. С неба глазели умытые звезды. С Хлорвиниловых чепчиков мичманок скатывались прозрачные капли.
А в порту, закипая пеной, уже перехлестывался через брекватер накат. Суда, не успевшие пришвартоваться, поспешно отходили в море, зажигая все ходовые огни. В северном «ковше»* мачты сейнеров, оплетенные паутиной снастей, выписывали по небу нервные кардиограммы. Их каюты еще были полны океанским ветром, вывезенным из-за Курил. Только что закончилась самая удачная для тихоокеанцев сайровая путина.
_______
* Место стоянки судов.
Сухощавый капитан «Калуги» бегал по пристани и кричал, грозя коричневым кулаком:
— Эй, на «Орше»! Трави конец на берег, сукины дети! Долго на моей «Калуге» будете висеть? Уже борта трещат.
«Охотск» спешил отгрузить из трюмов плоские ящики мороженой сайры. Замешкавшаяся «Русь» сдавала кладовщику сайровые люстры и матовые от соли зеркальные лампы. Сейнеры покидали опасный северный причал и жались под бок черному лихтеру. Капитаны отлично помнили, как таким же вот норд-вестом выбрасывало суда из «ковша» прямо на ремзавод.
Синоптики сообщили: на базе тралового флота, в Невельске, уже двенадцать баллов. Это километрах в тридцати от Холмска. Мы вернулись из Невельска два дня назад. Можно представить себе, что там сейчас творится. Ребята на «Напоре», наверное, со смехом ловят на столе кают-компании развеселившиеся тарелки или пускают гулять по полу ботинок боцмана — он суетится и лезет на ноги, как щенок. В каюте капитана Крикунова покачивается красным огоньком «Лоция Охотского моря» и, раскрывшись на середине, ползет к краю (стола серый судовой журнал.
Это, пожалуй, самая увлекательная книга о море. В ее пропахших солью страницах «полярный огонь» Берингова моря, капризы Олюторки, зеленое свечение бристольских льдов, ветровое зверство охотоморских побережий, холодная ярость от молчащего эхолота и азарт погони за уходящими косяками.
Мы листали страницы судовых журналов, как дни. Их были сотни — рассветов, сумерек, полдней...
БЫЛО УТРО, тихое и морозное. Даже среди синеватых льдин чувствовалось уже свежее и теплое приближение весны. Ветер с Аляски пах талым снегом. Острый луч полярного солнца, прорезаясь сквозь тучи, играл в стеклах приборов, отбрасывая юрких зайчат.
После черных штормов, льда, после ветров, от которых заходится сердце и хочется выть по-волчьи и не двигаться, после серого сумрака, длившегося целую вечность, эх, какое у всех было настроение! Хотелось работы да поскорее, чтобы ощутить все свое тело, крепкое и ловкое. Но эхолот, не обнаруживая косяков, молчал, и капитан Евгений Крикунов держал «полный вперед».
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.