Много идут, и все поглядывают на украшения, и все как по-прежнему.
Не чуют они комсомольской подготовки.
Я как - будто забылся, но в руках две проволоки, и я вспомнил свое назначение:
дерг - дерг и готово - мрак.
Скоро колокол оборвался и затих.
Началась заутреня.
Колокольня, растревоженная звоном, долго не успокаивалась.
К середине заутрени я услышал шум у нашего клуба. Гремела железная крыша, перекрикивались ребята, гудела большая толпа, пиликали гармоники...
Дело налаживают.
В инструкции укома про это сказано: «для - отвлечения внимания от церкви устраивать интересные демонстрации и карнавалы, привлекая молодежь и гармонистов»...
Мое дело спокойное, я себе посиживаю...
Колокол вдруг колыхнулся и ударил; запели, - скоро крестный ход...
Васька от нетерпения закурил.
- Холодно, Вася.
- Ничего!
На пруду поднялся треск и скрежет, что - то ухнуло, потрясая воздух, и пошел большой, все увеличивающийся шум.
- Лед ломает, - сказал мне Васька, когда закричали, спугнутые льдинами, гуси...
Колокол всколыхнулся, опять крепко ударил, и ушибленный воздух далеко застонал. Церковные двери распахнулись, на плешивую землю брызнул колыхающийся свет сотен свечей, высоко взметнулось стройное пение, засеребрились хоругви, - крестный ход тронулся.
Торопясь, я поджог сигнальную ракету. Она взвизгнула и змеей, пошла буравить черное небо. В то же время Васька дернул проволоку, и фонари дождем посыпались с его купола вниз.
Я дернул две своих - грохнулась главная гирлянда, и завертелись с крестика пугливые фонарики.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.