«Кочующая» батарея

Она стояла под сосной, прикрытая сверху ветками и рогожей, важная, строгая, в зимнем, по-военному, и в майском, по-гражданскому белом наряде. В селе, где до призыва в армию жил Кадушкин, была старая учительница Марья Лукьяновна. Она работала в школе двадцать пять лет подряд. И вот эта пушка чем-то напомнила ему учительницу.

Вечерам артиллеристы сидели у костра среди деревьев, сломанных орудийным огнем. Напившись чаю, Кадушкин ушел в землянку спать, на воле остались Чепель, командир орудия Клейменов и два или три бойца. Было еще светло, и командир батареи лейтенант Терентьев сидел на пеньке и читал газету.

Бойцы курили на сон грядущий, поплевывали в огонь и говорили о всякой всячине. Чепель не принимал участия в разговоре. Он угрюмо молчал, утаптывая сапогом белый пепел по краям костра. Как все, что он делая, он медленно думал о раненом дружке. С Ленькой Соловьевым они познакомились в Рязани, в октябре, когда формировался их полк. Ленька был охотником, а Чепель - рыболовом, и они сперва все спорили, что лучше. А потом они подружились, спали под одной шинелью, съели на пару соли пуд, узнали почем фунт лиха...

Чепель взъерошил носком сапога утоптанное местечко и сказал:

- Соловей велел следить за трактором я беречь «старушку», а на его место прислала ротозея. Убережешь тут, как же!

- А ты учи, - сказал один из бойцов, - сам-то тоже не из Буэнос-Айреса.

- Нет у меня доверия! - закричал Чепель. - Он сюда прибыл, как на весеннюю пахоту. Плуг ему таскать, а не пушку.

- А чем не пахота? - спросил лейтенант Терентьев, отрываясь от газеты. - Мы у фрица, небось, так распахали, что прямо можно приступать к севу.

- Ударит фриц прежде времени - этот дядя забудет, как его и звать, - упрямо сказал Чепель.

- Ничего, обстреляется, - проговорил Клейменов.

... Ранним утром, в назначенный час, два гусеничных трактора вывели «старушку» на измотанную, полную жидкой грязи и талой воды дорогу. Она шла лесом, мимо взломанных, сваленных деревьев.

По обочинам дороги, отстраняя ветви кустарника, шагал орудийный расчет. Люди были молчаливы после сна. Глубоко засунув руки в карманы, шагал командир тяги. Лейтенант Терентьев в своем прорезиненном сером плаще шагал, уперев руку в бедро, а правой помахивал гибким прутиком. За ним двигался комиссар батареи с пачкой газет и журналов подмышкой. Позади всех шел Клейменов. Кадушкину он нравился больше всех. Он был спокойный, сдержанный человек, все шутки всегда принимал всерьез и всех людей называл по имени-отчеству. Даже Кадушкина, когда знакомился, Клейменов спросил: «Как величать по батюшке?» - хотя Егору только стукнуло двадцать лет.

Тяжело урча, увязая в грязи по самый радиатор, шлепая и чавкая гусеницами, тащили мощные «сталинцы» тяжелую пушку; и на заднем тракторе сидел Егор Кадушкин. Руки его привычно лежали на тракторном рычаге, и на душе было спокойно. Он знал, что до переднего края далеко - километра три-четыре; утро было тихое и ясное, и на всем участке прифронтовой полосы не слышно не одного выстрела.

На опушке леса, вблизи деревня Лисьи норы, от которой остались только колодезные ямы и полуразваленные погреба - дома немцы сожгли дотла, весенние ветры успели развеять их пепел, а вешние воды унесли головешки, - командир тяги приказал остановиться. К пушке, не торопясь, подошли бойцы и сняли ее с передка.

Орудийный расчет действовал так спокойно и неторопливо и такая тишина была вокруг, что Кадушкин усомнился, правду ли говорил Чепель.

Еще на походных позициях, угрюмо опуская глаза, терзаясь мыслью о Соловьева, Чепель с назидательной целью посвятил Кадушкина во все особенности их боевой работы.

Пушки дальнего действия гвардейского полка, в состав которого входила батарея причиняли большие неприятности противнику. Они громили укрепления немцев, нарушали коммуникации, мешали подвозу подкреплений и боеприпасов. На свою беду, превосходные дальнобойные пушки отличались очень громким выстрелом, и немцы быстро засекали их огневые позиции. Батареям, ведущим огонь по глубоким тылам противника, приходилось «кочевать», то есть каждый раз выбирать новое место для стрельбы. Тщетно немцы охотились за «кочевниками». На десять советских выстрелов они отвечали иногда сотнями снарядов. Целым артиллерийским полком гонялись они за «кочующей» батареей, и все же накрыть ее ни разу им не удалось. По уставным нормам, для отбоя после стрельбы полагалось восемь минут» Батарейцы Терентьев а укладывались в четыре минуты: в две минуты они выпускали десять снарядов и еще через две - снимались с огневых позиций.

Но сейчас, следя за работой орудийного расчета, Кадушкину не верилось, что, в самом деле, людям может грозить какая-нибудь опасность. Но он тут же вспоминал, что, по словам Чепеля, немцы обычно открывают шквальный огонь из тяжелых пушек через шесть-семь минут после первого выстрела «старушки».

Пушку установили на позиции, развели станины, забили для устойчивости клинья, похожие на геральдические гербы, выкопали ровик, чтобы при откате казенная часть не ударяла об землю. Установщик тем временем свинтил со снарядов колпачки взрывателей, зарядный приготовил заряды.

«А что, если действительно Чепель прав? - подумал в это время Кадушки». - Разве они уложатся в четыре минуты?» И он посмотрел на часы. При такой медленной работе они не успеют сняться вовремя. От этой мысли Кадушкину стало не по себе. «Откроет фриц огонь раньше времени, шлепнет тебя по загривку - костей не соберешь», - думал тракторист.