Тракториста Соловьева ранило осколком двухсотдесятимиллиметрового снаряда, когда «кочующая» батарея снималась с огневых позиций. Тракторист не покинул своего места, не подал вида о своей беде. Орудийный расчет ушел вперед, как обычно, и только на исходных позициях товарищи узнали о его ранении. Ослабев от потери крови, Соловьев не сумел самостоятельно выйти из кабины.

- Сашка! - позвал он Чепеля, своего дружка, водителя второй машины, - Фриц, кажись, испортил мне карбюратор...

Чепель счищал прутиком грязь с сапога.

- Не валяй ваньку, - ответил он, не поднимая головы.

- Сашка! - снова оказал Соловьев. - Честное слово...

Чепель взглянул на товарища, увидел его побледневшее, осунувшееся лицо и бросил прутик:

- Да ты врешь, Соловей?!

Раненый попытался вылезти да кабины. Тогда Чепель испугался и побежал к нему.

- Не может быть... - заговорил он, удивляясь тому, что чувствует теплую кровь товарища на ладонях: - Ты смотри, я думал, мимо... За шею хватай, держись за шею... Чего ж ты сразу не сказал? Вот черт!...

Он вынес Соловьева из кабины и положил подле тракторной гусеницы, на молодую, весеннюю траву. Пока санитар перевязывал рану, Соловьев отдавал Чепелю последние распоряжения. Он просил ничего не писать жене - напишет, мол, сам из госпиталя, - приказывал следить за трактором и за тем, как будет обращаться с ним новый водитель, и чтобы берегли «старушку» - так называли в дивизионе орудие, самое старое орудие в полку, - и что из госпиталя он обязательно вернется в родной полк и побьет армейский рекорд вождения трактора без капитального ремонта.

Чепель слушал Соловьева молча, потому что не знал слов, которые можно сказать в утешение.

На смену раненому трактористу на «кочующую» батарею прибыл новичок - Егор Кадушкин. Изуродованный артиллерийским обстрелом лес не произвел на него никакого впечатления. Могучие, потемневшие от возраста березы, мачтовые сосны, которые могли прожить еще сто лет, ели толщиной в человеческий обхват, изломанные, как спички, окружали становище «кочующей» батарея. Величественные вершины в беспорядке лежали на земле. Остатки стволов торчали то здесь, то там, точно исполинская нога прошагала по их кронам. По неправдоподобно обломанным, расщепленным стволам можно было проследить траекторию снаряда. Эта печальная картина Кадушкина не взволновала. На мощную дальнобойную пушку, которую предстояло ему возить, он также не обратил внимания. Он подошел к трактору, оглядел его, приподнял кожух, пощупал что-то и сказал:

- Машина подходящая - работать можно. Чепель недовольно следил за ним.

- Токарь ты по обточке французских булок, - сказал он, оглядывая нескладную, будто все еще штатскую фигуру Кадушкина. - Тебя, думаешь, пахать сюда прислали?

- Пахать или сеять - разницы не составляет, - ответил Кадушкин. - Как ни клади - трактор. Таких до черта в нашей МТС.

- Деревня! - оказал Чепель. - Что ты понимаешь! Эх-х!

Он с горечью вспомнил о последних словах Соловьева. Плуг возить или сеялку - на это парень, может, и ладный. А тут пушку люди возят и снимают с позиций через две минуты после отбоя, под неприятельским огнем! Как же, убережет такой дядя дивизионную «старушку»! Он вот и не взглянул на нее совсем.

И, помолчав, Чепель сказал с досадой:

- Лезешь ты рассуждать, а ведь никакого понятия... Известно тебе, что на батарее наше дело - самое главное? А лезешь рассуждать. Расчет отстреливается - и тикать. А нашему брату тикать не приходится. Заговорит фриц прежде времени - все равно сиди, выволакивай «старушку». Понял? Вот Соловья и клюнуло.

Кадушкин недоверчиво поглядел на Чепеля, а потом перевел взгляд на пушку.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.