Клуб «Музыка с тобой»

И ярче краски в них,

и веселей узоры, –

Но прелести в них нет

таинственной

твоей.

Весна в жизни Чайковского, в творчестве наступила, и продолжалась она еще много-много месяцев и лет.

Осень

Осень.

Осыпается весь наш бедный сад.

Листья пожелтелые

по ветру летят.

А. Фет

Звуки, навевающие философское приятие мира даже в его грустные минуты и часы. Звуки, не будоражащие, не заражающие отчаянием, угнетенностью, а утешающие, навевающие раздумье о неизбежном чередовании дней, месяцев, времен года, которое одно уже есть утешение, и надежда, и уверенность: будет завтрашний день! – цветение сменится созреванием плодов, а уставшая от плодов земля после осени будет спать-отдыхать. Ведь и человек после праведного дня отдыхает, после пройденного пути закрывается дверь. Это не трагедия, а – неизбежность.

Фа-ре, фа-ре... Соль-си-и, ля, си, до, ре... Равномерно переливаются звуки, словно песочные часы. Чередуются, капают, колеблются... Фа-ре, фаре – ровной длины четвертушки, ни усиления, ни убыстрения... Вот возникла и пошла наверх мелодия, но тут же оборвалась. Падают листья, пошумливает дождь, листья ложатся медленно, удовлетворенно. Деревья вздыхают, прощаясь с теплом. А ночами, самыми черными в году ночами раздаются самые прекрасные звуки: деревья роняют свои плоды, яблоки падают на землю. Урожай, и немалый!

Десять опер. Пять симфоний. Три балета. Оркестровые произведения, увертюры, сюиты. Музыка к театральным постановкам. Девять концертных произведений. Вокальные ансамбли. Хоры, кантаты. А сколько камерных сочинений!

Клин. Осенью, когда голые деревья и все вокруг пустынно... Сидя под желтеющими деревьями, я слушаю последнюю, Шестую симфонию Чайковского, думаю о тайне его музыки.

Шестая симфония – океан. Она вобрала в себя всю жизнь, весь сложный мир. Музыканта и Человека.

Какой он? Ничего вызывающего, идущего вразрез с благонамеренным обществом. Воспитанность, интеллигентность, которые обманчиво скрывают подлинные чувства, сдержанность, даже застенчивость, робость – все загнано внутрь, заперто накрепко, и только музыке доверяется ключ.

Укрощенные страсти, дорогой ценой подавленные желания. В юности, борясь с обломовщиной, начал «загонять себя», работать по ночам. И потом постоянно переламывал себя...

Не любил писать писем, но неизменно отвечал всем адресатам, иногда по 10 – 20 писем в день.