«Не ходи никуда без сердца своего…»

Ворочаюсь на узкой койке, застланной суконным одеялом, и ни в какую не могу вспомнить, откуда залетела мне в голову эта строчка. И заснуть не могу ни в какую.

«Не ходи никуда без сердца своего...» – Не спится, корреспондент? – раздается в темноте осторожный шепот Вильда.

– Не спится...

– Вот и мне почему-то не спится.

Маленькая – на две койки – комната для отдыха в холодном низком доме посреди бригадного стана. Обитаемый островок в безбрежном, как открытое море, разливе хлебов. До центральной усадьбы десять километров, до райцентра – сорок с лишним, а до Москвы... Утром надо будет поинтересоваться у Черникова. Может, он знает, сколько от «Андреевского» до Москвы...

«Не ходи никуда без сердца своего...» В Москве сейчас всего только поздний вечер, а здесь – глубокая ночь. Глубокая, но не глухая. Слышно, как на току тарахтит мотор, расшатывая сонную тишину упругими и гулкими толчками, и под этот аккомпанемент поет Алла Пугачева. Воспроизвожу в памяти картину, виденную час назад: ребристые, сыпучие горы пшеницы, вокруг электрических лампочек желтыми ореолами колышется пыль, пыль забивает ноздри, разъедает глаза, истерично хохочет Арлекино, а девушки подрабатывают зерно. Не поднимая голову с подушки, смотрю в окно. Вспоминаю, как с вечера над степью, сбиваясь в стаи, заходили облака, как по расчерченной валками стерне заскользили синеватые размытые тени и между пепельными, кружащими на высоте бреющего полета облаками все реже можно было высмотреть теплые – цвета топленого молока – просветы закатного неба. А потом с северо-запада, откуда-то со стороны Кокчетавских гор, нагрянул холодный ветер, и сумрачно, как перед грозой. засветился воздух. Ах, какой переполох поднялся тогда на току! Девчушки-старшеклассницы из совхозной школы ринулись укутывать брезентом хлебные бурты. Тяжелые брезентовые

пологи с пушечным грохотом вырывались у них из рук, девочки падали, но не пасовали, оставляя на потом подсчет синяков и ссадин. Очень сильными оказались эти девчушки, такие слабые с виду. К счастью, гроза так и не разразилась. Но стараниями ветра небо затянуло сплошной облачностью, непроницаемою для звезд...

Темным-темно за окном. Лишь вдали мерно покачиваясь, медленно движутся два огонька. Словно какой-то не в меру бдительный контролер с фонарями в руках обходит дозором загонки. Чей-то комбайн... Может быть, Толи Майко. А может быть. Виталия Потапченко или Сашки Герлоха... И этих, известных мне пофамильно, и других, пока безымянных для меня парней из комсомольско-молодежной бригады Николая Черникова, качает сейчас на пружинящих сиденьях

«Нив» рабочая ночь – законная сменщица рабочего дня.

Похоже, что и у соседа моего сна ни в одном глазу – исповедуется бодрым шепотом:

– Побеседовали со мной, полистали документы и с ходу: «Принимай машину и завтра приступай к работе». Согласился. Кто.же в такое время от машины откажется? Написал жене, что. может, через неделю приеду на денек и тогда все расскажу. Только у меня никаких вещей с собою. Приехал-то на пару часов, а уже пятый день пошел. Мыло и зубную пасту купил в Шортандах, в универмаге, полотенце одолжил...

Предыстория у этой тирады такая: Вильд по специальности шофер, недавно демобилизовался и приехал в Целиноград – к девушке, на которой еще до армии собирался жениться. Расписаться-то они расписались, а жить негде, молодая – воспитательница детского сада и прописана в общежитии «Казахсельмаша». Ну Вильд и решил: попытаю-ка счастья в окрестностях Целинограда. Поехал в Шортанды – это полтора часа автобусом. Думал: прозондирую, как и что насчет работы, да и обратно, а тут посмотрели: права второго класса, кандидат в члены партии, служил в стройчастях – крутил баранку, то есть не потерял шоферских навыков, и с ходу: «Принимай машину». А дальше дело известное: с автобазы командировали в «Андреевский», из совхоза перебросили в бригаду Черникова – возить зерно с тока на элеватор. Бывает, что и от комбайнов на ток возит. А зерно такое, что зачерпнешь горсть – руку на весу не удержишь. Хоть грузи в кузов и прямым ходом на ВДНХ. Ну и хлебище!.. Даже урожай пятьдесят шестого года, о котором ветераны рассказывают легенды, с нынешним и сравнивать-то нельзя. Это не его, Вильдово, мнение, это не он пересказывает со слов первоцелинников... Весь вчерашний день его «ЗИЛ» работал, как записано в уставе – «приказ начальника – закон для подчиненного», а под вечер заблажил. Неисправность вздорная, Вильд без чужой смекалки обойдется. Но дотемна все же провозился, и еще на пару часов мороки. Вильд ждет, когда развиднеет. А пока мы с ним партнеры по бессоннице.

– Только бы морозы не ударили, – вздыхает Вильд. – По радио передавали: в Кокчетаве заморозки...

В Кокчетаве заморозки... Такой уж климат в целинной зоне Казахстана. Летом небо может поскупиться на дожди, зато расщедриться на жару, а в сентябре не только заморозки могут ударить, но и снег повалит. Такое бывало, и в последний раз не очень давно: валки – на стернищах, комбайны – в загонках, а тут вдруг нежданно посыпало – и «снежки белые, пушистые, они пали на поля»... Уборку пришлось продолжить весной. Дикое это было зрелище – комбайны на апрельских полях... Но что тут будешь делать, если зона рискованного земледелия?.. А риск есть риск, и бывает, складываются до того аховые ситуации, что и сам академик Бараев не выручит.

В Кокчетаве заморозки... Мрачнее тучи был с утра Черников. Он ведь тоже и радио слушает и телепрограмму «Урожай-79» смотрит.

Вспоминается лицо Николая – насупленное, решительное, искрасна-темное от специфически степного загара. Такой не вылежишь на южнокрымском бережку. Недостаточно, чтобы кожу прокалило солнце. Нужно еще, чтобы ее продубило особым казахстанским экстрактом – смесью разъедающе мелкой пыли и соленого пота. Только тогда получается вот такой грубый, цвета железной окалины целинный загар.

– Против природы не попрешь, а вот обойти попробуем, – прищурил он, помнится, твердые свои глаза. – Вырабатывали по две нормы – переключимся на две с половиной...

– Попробуем, – кивнул выгоревшим чубом Толя Майко – групкомсорг, волейболист, знаменитый на весь Шортандинский район комбайнер. Даже на целине, где чуть ли не в каждой бригаде есть собственный ас комбайнирования, таких поискать...

На память приходит разговор с Терезой Бартош – секретарем Шортандинского райкома комсомола: Вспоминаю, как она рассказывала:

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.