– В нашей области существует давно и прочно утвердившаяся традиция. Каждый год, в самый напряженный период жатвы, обком комсомола объявляет ударную вахту в честь дня рождения Николая Островского. Она, эта вахта, так и называется – корчагинская. В нынешнем году ее девиз: «25-летию целины – 25 ударных дней». А норма каждого ударного дня равняется двум обычным. Так вот Толя Майко из года в год в дни корчагинской вахты не останавливает комбайна, пока не даст двух с половиной норм...

Прислушиваюсь. Все так же стучит мотор на току, но ветер стих, и Пугачева больше не хохочет. Теперь она поет про королей, которые якобы все могут.

Все ли? Хотел бы я посмотреть, что бы делал такой всемогущий, если бы ему сказали: «Управлять королевством умеешь, так попробуй управлять комбайном...» Что бы он делал, если – зной ли, мрак ли кромешный – нужно работать, нужно работать так, чтобы ни зернышка не пропало бесплодно, так и не превратившись в хлеб? А сколько требуется этих зернышек на одну-единственную буханку хлеба?.. Сорвался ремень вариатора? Замени его и снова работай. На лопасти жатки намотались жгуты соломы, да так, что и топором их не перерубить? Выдерни, ломая ногти, – и снова работай. Хотел бы я посмотреть на короля, наработавшего хотя бы одну дневную норму. А норма эта – подобрать и обмолотить валки с площади в 12 гектаров. Или, что для королей понятнее, со 120 тысяч квадратных метров. Наконец, хотел бы я посмотреть, какое бы стало у его величества лицо, если бы, к примеру, тот же Толя Майко заявил: «Я себя хлебом обеспечил, а вы, ваше величество, добывайте себе свой хлеб сами, так сказать, в поте лица...» Ну, а я? Какая бы физиономия была у меня при подобной постановке вопроса?.. Не хотел бы я посмотреть на себя в зеркало...

Задумываюсь, а Вильд, оказывается, все еще говорит. По-видимому, он из тех, для кого важно наличие слушателя, а внимание – дело десятое.

– Я бы и в совхоз переехал, – вслух размышляет Вильд. – А что?.. Зелени достаточно, речка есть и воздух свежий. Заработки тоже подходящие. Я интересовался у совхозных шоферов, говорят: до трехсот в месяц выходит. Мой корешок по службе в Заполярье подался – длинные рубли на колеса наматывает. А по мне – пусть будут покороче, но чтобы не чувствовать себя залетной птахой... Дадут жилье – останусь, и жена приедет... Я, кажется, говорил, что она у меня воспитательницей в детском саду?.. Училище закончила. Думаю, дадут ей работу – детский сад в «Андреевском» большой. Она и в школе может преподавать – в младших классах. Как вы думаете, дадут квартиру?..

В его голосе проскальзывает нотка беспокойства.

– Должны дать... Не в «Андреевском», так в другом каком-нибудь. Мало ли на целине совхозов?

– Я тоже так думаю... Но хотелось бы в «Андреевском».

С соседней койки – или это мне послышалось? – доносится вздох. И в темной нашей клетушке воцарилась тишина.

В этом же доме – через стенку – красный уголок. Наверное, для комнаты, в которой по меньшей мере шестнадцать квадратных метров, обидно, когда ее называют уголком.

Закрываю глаза и снова мысленно вхожу в этот крупногабаритный уголок. На стене, прямо против входа, десяток грамот, и на самом броском месте – почетная, от Целиноградского обкома комсомола... Вымпелы... Их, если мне не изменяет память, семь... На длинном самодельном столе, напоминающем верстак, приемник с проигрывателем – рижский, завода ВЭФ. Куплен на премию. Так же, как магнитофон, который крутят сейчас девчата на току.

– Не для хвастовства, а в назидание молодому поколению, – кивнув на стену, усмехнулся человек средних лет и богатырского сложения.

Подумалось: пожалуй, как раз такими были дородные добрые молодцы – богатыри из старорусских былин. Захотелось спросить: «Вас, часом, не Микулой Селяниновичем зовут?»

– Босавец, Николай Николаевич, – назвал себя богатырь с простодушно-усмешливыми глазами, – управляющий отделением.

Это теперь Николай Босавец – управляющий, а до прошлого года он был бригадиром, а еще раньше... Родился Босавец в Белоруссии, в самом что ни на есть глухом уголке Полесья. На Пинщине. Детство совпало с войной, и про оккупацию он знает не по книжкам. Как-то, уже на целине, местный поэт сочинил про него стихи, в которых были такие строчки: «Совсем мальчонкой Босавец в колхозе бедном пас овец». Но рифма остается рифмой, если даже она очень звучная. На самом деле овец Николай не пас. На самом деле он с двенадцати лет пас коров. Что поделаешь, мать погибла в партизанском отряде, отец больной, а семью-то ведь кто-то должен кормить? «Целина сделала из меня человека». Это собственные слова Николая Николаевича. В 1956 году он окончил училище механизации и с комсомольской путевкой приехал в Казахстан. Образование его, полученное – опять же по собственным словам Николая Николаевича – экстерном, ограничивалось шестью классами. На целине Босавец делал все, что входит в обязанности механизатора широкого профиля: пахал, сеял, убирал хлеб, ремонтировал технику. А по вечерам, после тяжелой работы, садился за учебники. Это в обязанности механизатора не входит. Но ведь, кроме обязанностей, есть еще и потребность. Внутренняя потребность. Босавец закончил вечернюю семилетку, потом заочный техникум, а когда в совхозе открыли филиал УМСХ, парторг сказал Босавцу: «Выучился, Николай? Научи других всему, что знаешь сам». И Босавец стал преподавателем. В 1973 году молодые механизаторы по примеру комсомольцев из соседнего совхоза «Подлесный» создали в «Андреевском» комсомольско-молодежную бригаду. Бригадиром ее по просьбе комитета комсомола директор назначил Николая Босавца. Уже в следующем году бригада Босавца, о которой никто в Целиноградской области и слыхом-то не слыхал, вызвала на соревнование знаменитую бригаду знаменитого Дитюка и выиграла первенство. Считанным, лучшим из лучших комсомольско-молодеж-ных бригад было присвоено в том году звание коллективов имени 20-летия целины. В число этих лучших из лучших попала и бригада совхоза «Андреевский».

Вспомнилось, что говорил мне о комсомольско-молодежной из «Андреевского» Сергей Дьяченко – секретарь Целиноградского обкома комсомола: «Бригада эта знаменита стабильными из года в год, не менее чем стопудовыми урожаями. И еще тем, что со всеми работами хлопцы справляются собственными силами, а новички, приходящие в бригаду, это свои же, совхозные. Пополнение бригада готовит исподволь и заблаговременно...»

Пять лет бригадирствовал Босавец в комсомольско-молодежной. В прошлом году его назначили управляющим отделения. На свое место Босавец рекомендовал Николая Черникова – лучшего механизатора бригады. Рекомендация эта была принята.

Босавец говорил обстоятельно. Он не вдавался в подробности, однако и главного не пропускал. В такт своим словам он помахивал сигаретой, зажатой между темными пальцами с обломанными ногтями. Соломинкой выглядела сигарета в его большепалой руке.

Потом в красный уголок зашел Черников. Тоже под стать своему учителю – богатырски сложенный, с замедленными, но уверенными движениями. В этом человеке с первого взгляда чувствовалась сила. И не только физическая. Сперва он был мрачен, но это, как выяснилось, не из-за склада характера, а из-за заморозков, которые в Кокчетаве.

– Что раскис, герой? – улыбнулся Босавец. – Осень--то ведь золотая!

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.