Я улыбаюсь. А почему бы мне не улыбаться, если темно и Вильд не увидит, как я улыбаюсь? Снова закрываю глаза и вдруг отчетливо вижу обложку книги и на ней слова: «Не ходи никуда без сердца своего». Ну, конечно же, это название книги, которую держал в руке человек с белыми от пыли ресницами. На Шортандинском элеваторе – вот где это было...

Элеватор... К звездному часу приравнивают целинники жатву. Хоть и пафосно, зато очень точно. А элеватор? Если уборка – звездный час, тогда элеватор можно уподобить резервуару, в который стекаются материализованные в зерно, . захватывающие мгновения этого звездного часа. У такого-то «времяхранилища» я и познакомился с кразистом Траткевичем. В памяти – взревывающие моторы,

длинный хвост из грузовиков, разноголосица сигналов, ругань и беготня; с азартным чириканьем носились ватаги воробьев-мародеров; не обращая внимания на людей, вперевалочку расхаживали безобразно располневшие голуби; было пасмурно, хмурое небо грозило дождем, а очередь двигалась до умопомрачения медленно. Много, ох, как много машин томилось в этой очереди. Но автопоезд был один. Я вскочил на подножку и заглянул в кабину. Шофер оторвал глаза от книжки – воспаленные, злые глаза. «Что читаете?» – бросил я первое, что взбрело в голову, зная по опыту: для того, чтобы завязался разговор, годится любой, даже самый идиотский вопрос. Шофер заложил страницы пальцем, закрыл книжку, сунул мне под глаза обложку. Я мельком глянул на нее, ведь на самом деле меня меньше всего интересовало, что он читал, этот томившийся в очереди шофер. И вот, надо же, оказывается, запомнил название – «Не ходи никуда без сердца своего». А говорил он о том, что водить стотонный автопоезд – труд невеликий, вот укрыть кузов и прицепы брезентом – да так, чтобы ни щели-ночки – это действительно морока, и по три часа дожидаться, пока хлебоп-риемщики обработают автопоезд, – это тоже морока, что, конечно, он устает, но не так, как некоторые другие, что уставал бы еще больше, если бы работал не посменно, а сменщиком у него сын, тоже шофер с их же автобазы. «В общем, трудно, конечно, – говорил он, – но на то она и страда, что люди душой страдают за хлеб. Конечно, не мед торчать часами в очереди, – говорил он. – Но, с другой стороны, чем длиннее хвост с хлебом, тем большая гарантия, что в очередях за хлебом люди не будут стоять. Подумаешь об этом-~ и уже не злость, а радость на сердце...»

Вспыхивает спичка. Я поворачиваю голову: Вильд смотрит на часы. В обвислой майке, в нелепых «семейных» трусах стоит в проходе между койками и смотрит на часы.

– Три, – говорит он. – Пойду на ток, помогу девчатам. Все равно ведь не спится...

Три. Значит, в Москве полночь, а здесь скоро начнет светать. На рассвете выпадет густая роса и ребята заглушат комбайны, потому что мокрые валки подборщикам не по зубам, и можно поспать, пока росу не высушит сентябрьское белое солнце. Я смотрю в чуть посветлевшее окно и думаю о людях, которые, послушавшись голоса сердца, пришли сюда, на этот остров в безбрежном хлебном море...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.