Михаил Дудин

Среди редких явлении российской словесности есть особенное, вызывающее искреннее удивление, имя ему — Велимир Хлебников.

Исполнилось сто лет со дня рождения Велимира Хлебникова, и мы не смогли обойти вниманием эту примечательную дату, поскольку имеем дело с высокоодаренной личностью, оказавшей и продолжающей оказывать своим творчеством заметное влияние на советскую поэзию.

Владимир Маяковский считал Велимира Хлебникова своим другом и учителем. Стоит и сегодня прислушаться к словам Маяковского: «Поэтическая слава Хлебникова неизмеримо меньше его значения... Биография Хлебникова равна его блестящим словесным построениям. Его биография — пример поэтам и укор поэтическим дельцам». Сам же Хлебников, размышляя о своей судьбе, сказал: «Одна из тайн Творчества — видеть перед собой тот народ, для которого пишешь.

Он и писал о победе Революции, которую предсказывал и ждал, писал одним из первых:

Свобода приходит нагая,
Бросая на сердце цветы,
И мы, с нею в ногу шагая,
Беседуем с небом на ты.
Мы, воины, строго ударим
Рукой по суровым щитам.
Да будет народ государем
Всегда, навсегда, здесь и там!
Пусть девы споют у оконца
Меж песен о древнем походе
О верноподданном солнца
Самодержавном народе.

Эти строки были написаны 19 апреля 1917 года. В последующем варианте стихотворения поэт заменил слово самодержавный на самосвободный».

В. Хлебников гордился тем, что «Россия тысячам тысяч свободу дала». Он понимал, что «мировая революция требует мировой совести». Он знал, что говорил, верил в это всем существом своего сознания и осознания собственной судьбы в судьбе времени.

Он так знал родной русский язык, так умел плавать в его океане, что все ошеломляющие нас исключительности языка были для него нормой:

Черти не мелом, а любовью
Того, что будет, чертежи.

Его сердце билось в унисон — удар в удар — с беспокойным сердцем народа, билось так не по приказу, а по чувству кровного родства высшей степени.

В. Хлебников родился в семье русских интеллигентов-подвижников 28 октября (9 ноября) 1885 года в ханской ставке Малодербентского улуса калмыцкой степи, или, как он сам писал. — «в стане монгольских, исповедывающих Будду, кочевников». Его отец, Владимир Алексеевич Хлебников, был ученым-орнитологом. посвятившим жизнь изучению птиц, искавшим в мире бескрайней степи, прожженной солнцем и освистанной метелями, родства человеческой души с живой душой народа, населяющего эту землю, и со всем многообразием живой жизни природы на земле. У него были пристальные глаза и неиссякаемое любопытство ученого. Оставленные им записи о тогдашних нравах и обычаях калмыков стали теперь, спустя столетие, уникальными свидетельствами истории, прежде всего для самих калмыков. Потом он один из организаторов первого, утвержденного В.И.Лениным Астраханского заповедника. Он хотел, чтобы его дети продолжали начатое им дело, стали, как. и он, естествоиспытателями. Он учил их этому, и сын Велимир с великой радостью уезжал или уходил с отцом в бескрайнюю калмыцкую степь и знал ее и ее обитателей — от кузнечика до лебедя — с детства.

Он учился у отца понимать птичий язык и язык травы и ветра, но не стал орнитологом. Он стал поэтом, его младшая сестра Вера — художницей. Поэзия околдовала душу Велимира Хлебникова, и тот мир, который очаровал его с детства, вошел в его стихи, полные волшебства и музыки.

Эти стихи, свежие, как утренний ветер в ковыльной степи, как запах диких лотосов в дельте Волги, можно назвать вольными птицами Хлебникова. Они доверчивы и диковаты одновременно.

У колодца расколоться
Так хотела бы вода,
Чтоб в болотце с позолотцей
Отразились повода.
Мчась, как узкая змея,
Так хотела бы струя,
Так хотела бы водица
Убегать и расходиться.

Показательно и прекрасно, что первая книга Велимира Хлебникова, выпущенная к столетию со дня его рождения, вышла на родине поэта, в Элисте, в дикой когда-то калмыцкой степи. Книга сделана, как любое хорошее дело, с большой любовью и вкусом. Она являет пример того, как надо издавать поэзию. В книге реально воплотилось чувство братства наших поэзии, их живая взаимосвязь. Мы благодарны калмыкам за исключительно бережное отношение к поэтическому наследию Хлебникова как и наследию своего земляка, расширяющего творческие горизонты их национальной культуры. Книга «Ладомир», вышедшая в Элисте, подтверждает ту святую истину, что все великое в духовной деятельности человека вырастает на перекрестках добра и света, любви и дружбы. Я радуюсь самой возможности калмыков издавать у себя такие книги.

Велимир Хлебников был поэтом поиска. Он пытался говорить с птицами на птичьем языке, с травами — на языке трав, с облаками — на языке облаков, с водой — на языке воды, с прошлым — на языке прошлого и с будущим — на языке грядущего свободного человечества. Он пытался предсказать это будущее и создать язык для него. Хлебников был из той категории русских людей, которых при жизни считают чудаками, а после их ухода, спохватившись, называют пророками. Когда я смотрю на фотографию Велимира Хлебникова, на это прекрасное лицо с высоким лбом, на лицо, чуть удлиненное и суживающееся к подбородку, на лицо с пухлыми, почти детскими губами, налитыми, как вишни, соком жизни, когда я смотрю в его глаза, широко раскрытые, полные наивного удивления и доверия, когда смотрю на это лицо, чем-то напоминающее лицо молодого Рахманинова, мне приходит на память судьба Циолковского, которого, как и Хлебникова, при жизни считали забавным чудаком, а этот «чудак» в начале века предупреждал сегодняшнее наше человечество. Вслушаемся в это откровение: «Близкое знакомство с некоторыми вещами может быть пагубно для людей. Ну, представьте себе, что мы вдруг научились вещество полностью превращать в энергию, то есть воплотили бы преждевременно формулу Эйнштейна в действительность. Ну, тогда при человеческой морали — пиши пропало, не сносить людям головы. Земля превратилась бы в ад кромешный: уж люди показали бы свою голубиную умонастроенность — камня на камне бы не осталось, не то что людей. Человечество было бы уничтожено! Помните, мы как-то говорили с вами о конце света. Он близок, если не восторжествует ум! Вот тут-то и необходимо запрещение — строгий запрет в разработке проблем о структуре материи. А с другой стороны, если наложить запрет на эту область физики, то надо затормозить и ракету, ибо ей-то необходимо атомное горючее. Одно цепляется за другое. По-видимому, прогресс невозможен без риска! Но тут-то человечество воистину рискует всем».

Сравните это высказывание со стихами Велимира Хлебникова, написанными почти одновременно с предупреждением Циолковского:

Если я превращу человечество в часы
И покажу, как стрелка столетья движется,
Неужели из нашей времен полосы
Не вылетит война, как ненужная ижица.

Мы убеждаемся, что слова ученого и поэта продиктованы одной и той же благородной тревогой за нашу жизнь, за жизнь человечества, только у Хлебникова больше поэтического оптимизма и веры в благоприятный исход событий. У Циолковского же доминирует логическая беспощадность научного мышления.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.