Хлеб

Петр Чебалин| опубликовано в номере №517, декабрь 1948
  • В закладки
  • Вставить в блог

- Василий Тимофеевич?! Знаем, как же, - бойко отозвался белоголовый паренёк, с интересом разглядывая незнакомого человека. - У нас он числится.

- Это у кого - у нас?

- Ну, на шахте, - поправился малец.

Шумная ватага ребятишек, прервав игру, проводила его до дома брата.

- Надо так полагать, что у них дома нет никого, - солидно пояснил всё тот же белоголовый. - Василий Тимофеевич е сыновьями на работе, Томка в школе, Катя в детском саду, а Антоновна по общественной линии где-нибудь или в магазин ушла.

Домик Василия Тимофеевича стоял в глубине улицы. Он был обнесён ещё не достроенным палисадником. Андрей Никитич, взволнованный предстоящей встречей, зашагал к крылечку. Дверь была на замке. Дома действительно никого не было. Постояв некоторое время в раздумье, Андрей Никитич сел на деревянный вымытый порожек и стал ждать.

Разглядывая небольшой зелёный дворик, Андрей Никитич заметил у самой стены дома свежевытесанные сосновые дощечки. Рядом с ними стоял ящик с гвоздями. Андрей поднялся, потрогал дощечку, одну, другую, порылся в гвоздях. Здесь же лежал молоток. Незаметно потянуло к работе. Андрей Никитич захватил сосновые планки подмышку, прихватил ящик с гвоздями, молоток, решительно направился к палисаднику и принялся прибивать одну планку за другой, с удовольствием прислушиваясь, как раскатисто и весело плывёт по улице посёлка эхо его ударов. Уже в полдень, когда Андрей Никитич приколачивал последние дощечки, пришла Антоновна...

* * *

За ужином, когда собралась вся семья, Андрея Никитича расспрашивали о делах колхоза. Василий слушал брата внимательно, как человек, которому всё это надо знать. Не ради интереса, а потому, что всё это были важные дела и к ним следует относиться серьёзно.

- А что новенького у вас? - наконец поинтересовался Андрей Никитич.

Василий Тимофеевич ответил не сразу. Широкие чёрные брови его туго сошлись у переносицы, и твёрдый, задумчивый взгляд остановился на груди Андрея Никитича.

- Много интересного, брат... - сказал он, и взгляд его прояснился; было похоже, точно всё богатство, какое он добывал на шахте, вдруг предстало перед ним. - Шахту восстановили, даём угля больше, чем до войны... Работаем всей семьёй, как одна бригада. В этом месяце только наша шахта дала сверх плана несколько тысяч тонн угля.

После ужина Василий Тимофеевич встал и сказал, что ему необходимо часа на два сходить к парторгу шахты. Андрея Никитича проводили отдыхать.

Лёжа при потушенном свете, в полной тишине, Андрей Никитич с какой-то особенной ясностью представлял себе брата в шахте, изображение которой он видел только в журналах. Машины с весёлым грохотом проносились по подземным коридорам, всюду горел свет... А за спиной у Василия горы угля...

- Хорошо ему тут, - вслух подумал Андрей.

- Не спите, что ли, Никитич? - донёсся голос Антоновны.

- Не спится что-то... Пойду я, Антоновна, прогуляюсь малость, - он поднялся с постели, оделся и молча пошёл к выходу.

На дворе было тихо. Высокое тёмное небо во все свои ясные глаза смотрело на землю. В ярком свете фонарей неистово, метелицей кружилась мошкара. «Долго теплу быть», - подумал Андрей Никитич, спокойно шагая вдоль палисадников. В центре посёлка перед ним вдруг открылось нечто вроде небольшого выгона, освещенного электрическими фонарями. Площадью это место нельзя было назвать, так как асфальта здесь не было. Сплошь стлалась густая приземистая трава. Широкая ровная дорожка вела к воротам шахты. Андрей Никитич пошёл по ней, прислушиваясь, как приятно похрустывают и скользят под сапогом песок и щебень. Из темноты смутно вырисовывался высокий террикон, усыпанный множеством ярких, как звёзды, огней.

У ворот шахты света было ещё больше. Здесь Андрей Никитич увидел большую, выкрашенную в красный цвет раму и над ней вырезанные, видимо, из фанеры, буквы: «Доска почёта». В раме строгими рядами разместились одинаковой величины портреты. Андрей Никитич вспомнил, что такая же доска почёта, только немного поменьше, была до войны и у них в колхозе. Но с той поры, как колхозный фотограф Петя Конёк ушёл на фронт и не вернулся, доски такой не стало.

«А крайне надо бы. Людям почёт необходим», - подумал он озабоченно.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены