Катя

И смеялись.

Это было не очень-то сладко.

Память у Кати была неважная: контузия, полученная на войне, давала себя знать. Кате было трудно учиться. Однажды она рассказала Анне Семёновне, какие у неё замечательные друзья.

- Да ведь и ты такая старательная, способная, - возразила Анна Семёновна.

- Ну нет! - сказала Катя, как о деле решённом. - Я даже не погожа на них! Они удивительные. Вот вы увидите, кем они будут лет через пять! Она помолчала.

- Правда, и я стараюсь изо всех сил, - сказала она, - вот работаю, учусь. А мне нелегко. Отстала, да вот и память... И всё-таки я тоже кое-что сделаю в жизни!

Она опять замолчала, стеснительно взглянув на Анну Семёновну: не посмеивается ли та над её самонадеянностью. Потом закончила:

- Конечно, я немного могу. Но то, что я могу, я сделаю, это точно.

- Ну, друг мой, - заметила Анна Семёновна, - не так уж мало ты можешь. Не так уж мало!

Анна Семёновна имела основание это сказать. Она узнала теперь Катерюшу поближе. Да, Катя не отличалась особыми способностями, она была самой обыкновенной из обыкновенных, «о труд, упорство, страстная жажда понять и познать то, что понято и познано другими, какая-то огромная внутренняя пытливость, стремление действительно сделать всё, что в её силах, чтобы не отстать, - всё это поставило Катерюшу в один ряд с самыми способными учениками Анны Семёновны. И, глядя на эту девушку, такую простую и обыкновенную, Анна Семёновна - и которой раз! - возвращалась к мысли о том,

как может изменить человека великая настойчивость в движении к цели, даже если начал человек это движение издалека и, казалось, путь был ему не совсем-то по силам.

К Новому году была выкошена близ цеха доска почёта. Среди других на этой доске в первый раз была фотография Кати. После смены Катя пошла взглянуть на доску. Она не могла оторваться от своей фотографии. Но, посмотрев с минуту, отходила за угол, затем опять подходила, смотрела, опять отходила. Многие останавливались у доски, и почти все говорили о машинисте Жаркове, о сварщиках Семёнове, Казакове, Марютине. И ни один человек не сказал ничего о Кате Клестовой, сколько она ни вслушивалась в разговоры, отойдя за доску, чтобы не узнали.

Наконец, подошли два парня-каменщика. Они тоже поговорили о Жаркове, Семёнове, Казакове, а потом один из них, порослее, сказал:

- Смотри, какая хорошенькая! И указал на фотографию Кати.

Катя, стоявшая рядом, съёжилась, боясь, что теперь-то её, наверно, узнают.

- Ну уж хорошенькая! - проговорил меньший ростом. - Нос веслом!

- Да, это есть! - сказал рослый. - Нос, правда, веслом... Вообще ищи, не ищи по всему заводу, а лучше моей Маруси не сыщешь!

Они ушли, а Катя осталась подле доски, красная от негодования.

«Вот пошляки! - думала она, с ненавистью глядя вслед уходившим. - Тут доска стахановцев, а они... Что это вам: альбом?.. «Нос веслом!...» И кто такая эта Маруся?.. Подумаешь!

Кате бы по глубоко свойственен интерес к тем общим вопросам жизни, которые всегда волнуют молодёжь. Как правильней прожить жизнь? Что есть счастье? Какой должна быть дружба, семья? Что есть правда и ложь, большая и пошлая жизнь, героизм и мещанство, добро и зло, подлинная и мнимая революционность?