Она искала ответа на эти вопросы в разговорах, в лекциях, в театре, в книгах, в спорах. Впрочем, она редко участвовала в спорах. Чаще всего она молча сидела на скамейке или на подоконнике, часами слушая. Но, придя домой, наедине с собой, она горячо обдумывала всё сказанное: повторяла доводы, добавляла к ним свои и принимала, наконец, сторону того или иного из споривших, в то время как сами участники спора уже давно мирно спали в этот поздний час. Но уж тогда, когда у неё складывалось мнение, её было трудно повернуть на иной путь.

Близилась осень. Кате комсорг поручил доклад о Всемирном дне молодёжи. Она готовилась долго и тщательно. Когда доклад был готов, Катя прочла его наизусть сама себе, у себя в комнате, наедине с четырьмя стенами. Доклад показался ей дельным, но скучным. В нём всё было правильно, но слишком привычно. Катя сама не раз слышала подобные доклады и не любила их. В общем доклад никуда не годился.

Поплакав над тем, что она глупа и бездарна и что её жизнь бесцельно погибла, Катя отправилась к Дерюшевой:

- Анна Семёновна, я провалилась с докладом!

- Ну, ну! - сказала Анна Семёновна, глядя сквозь очки на её отчаянное лицо. - Покажи мне доклад, я его просмотрю.

- Нет! Ни за что на свете! - сказала Катя. - Я его просто выброшу! Я напишу другой. А если не выйдет другой, напишу третий... Это твёрдо!... Анна Семёновна, дорогая! - продолжала она с мольбой. - Расскажите мне что-нибудь о молодёжи... Но так, как вы умеете рассказывать!

- Да ведь ты всё это знаешь и без меня.

- Нет, расскажите, как вы умеете Расскажите о комсомоле.

- Что же тебе рассказать? - спросила в нерешительности Анна Семёновна. - Вот разве о том, как возник комсомол?

И начала говорить. Она говорила спокойно, не торопясь, с какими-то всегда поражавшими Катю, точно подмеченными подробностями. Как всегда, она по временам снимала очки, прищуривала глаза и клала ладони на стол. И, как Всегда, Кате казалось, что она всматривается в прошлое и рассказывает то, что видит.

Когда Анна Семёновна начала говорить, Катя достала из своего портфелика тетрадку и приготовилась записывать всё, что могло бы ей приводиться для переработки доклада. Да так и осталась сидеть с тетрадкой в руках, забыв про доклад, про то, что нужно записывать, и про то, что специально для этого она захватила порт-фелик.

Анна Семёновна говорила о событиях, которые Катя знала почти наизусть, но рассказывала их так, как человек рассказывает свою жизнь. Впрочем, это и была её жизнь.

Это была повесть об истории комсомола. И это была повесть о том, как жить. Будто взяла Анна Семёновна Катю за руку, и, опираясь на эту верную руку, Катя отправилась в долгий и удивительный путь. Что за путь! Он шёл окопами, котлованами, громом великих битв, гулом невиданных строек.

- Слушай, девушка! - как бы говорила Анна Семёновна под теми словами, которые произносила в действительности. - Слушай, девушка! Вот молодёжь твоей страны, твои предшественники. Я знала этих юношей и девушек, я шла с ними рядом. Я знала их и в гражданскую войну, и в двадцатые и тридцатые годы, и под Сталинградом, и в немецком подполье. В великую пору истории пришли они в жизнь, всё было в их молодости: снежные бури, тайга, пули, виселицы. Но ничто не могло заставить их отступить. А ведь были они такие, как ты. Так же влюблялись, и страдали в разлуке, и радовались свиданию, так же пели в лунные ночи, так же смеялись и спорили, так же приходили ко мне и просили рассказать им о прошлом. И среди тех, кто слушал меня, были девушки, совсем похожие на тебя, даже с такой же причёской, с такой же тетрадкой, с такими же чёрными глазами. Ты знаешь имена этих девушек, они стали героями, ты прочтёшь о них сейчас в любой хрестоматии. Будь же и ты такой, как они, ведь вы одно целое, только твой путь легче и ближе, потому что они прошли самую трудную часть дороги.

Да, именно это говорила Анна Семёновна Кате, хотя и рассказывала, казалось, совсем о другом.

Поздно ночью ушла Катя от Анны Семёновны. Она шла, глубоко задумавшись. Взойдя на холм, откуда начиналась асфальтированная дорога к заводу, она остановилась. Заводские огни расстилались перед ней. Цех слябинга, цех тонкого листа, цех холодной прокатки... Но Катя не видела огней, не слышала шума. Она думала и думала о своём.

«Быть, как они! - думала она. - Но что же сделало их такими сильными, такими упорными, неустрашимыми и несгибаемыми? - и тут же отвечала себе: - Вера в идею, в великую цель. Ну, а я, как же я? Ведь я же одно целое с ними. Значит, и со мной, с моей жизнью, с моими мыслями, чувствами, надеждами, с моей работой тоже связана история партии? Значит, и я отвечаю за историю партии. Где? Работая крановым машинистом? - подумала она вдруг... - Ну и что же! Конечно! Ну, а что это значит, - продолжала думать она, боясь утерять нить какой-то большой, важной, приблизившейся к ней мысли. - Что это значит для меня? Это значит, что я должна работать не только хорошо, но работать идейно... Это знать, - уже с торжеством думала она, поняв приблизившуюся к ней мысль, - это знать, что когда ты стоишь за станком или, как я, за пультом, то за тобой вся борьба партии и ты продолжаешь эту борьбу... Вот тогда-то и будешь всегда, всю жизнь идти впереди...»

На повороте шоссе показалась человеческая фигура. Послышался оклик:

- Катя!

Это был Синюков, комсорг цеха.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.