Катя

Евгений Гаврилович| опубликовано в номере №514, октябрь 1948
  • В закладки
  • Вставить в блог

Осенью Катя Клёстова - двадцатидвухлетняя девушка, крановый машинист цеха слябинга - познакомилась с Анной Семёновной Дерюшевой. Анна Семёновна заведы-вала заводским парткабинетом. С осени она вела цеховой кружок истории партии.

Это была женщина с удивительной для Кати и её сверстников биографией. В 1917 году, шестнадцати лет, она распространяла большевистскую «Солдатскую правду» в казармах, в Лесном, где её отец служил истопником. В Октябре она была в числе тех. кто вывел рабочих Выборгской стороны на Дворцовую площадь.

Потом колчаковское подполье. Колчаковцы расстреляли и повесили всех её близких. С годовалым ребёнком на руках она очутилась в тюрьме. И бежала при пересылке в Омск.

В годы восстановления она районный пропагандист. Партийная агитация среди рабочих текстильных и бумажных фабрик, кожевенных и лесных заводов, на угле, на хлебе, на торфе, среди пекарей, рыбаков... Потом учёба в Москве. Потом тридцатые годы, колхозы, Магнитострой, «Запорожсталь», подпольная работа в Херсоне во время немецкой оккупации...

Всё это прочла Катя в заводской газете, в статье об Анне Семёновне. И вот теперь она видела Анну Семёновну за столом перед собой.

Высокая, седая, она сидела за столом, глядя прямо перед собой, и говорила ровным, спокойным голосом. Она не излагала материалов курса истории партии, а рассказывала их. Рассказывала с тем знанием живых подробностей и деталей, которые свойственны путнику, прошедшему всю дорогу. Иногда она снимала очки, прищуривала глаза, клала ладони на стол, я тогда Кате казалось, что она всматривается во что-то в рассказывает то, что видит.

«Краткий курс истории ВКП(б)» лежал перед ней. Многое из того, что описывалось в этой книге, было пережито Анной Семёновной или являлось для неё событиями, в которых действовали её самые близкие, дорогие друзья. Она знала в быту, в повседневности и имела право называть по имени людей, увековеченных историей партии, знала их жизнь, их привычки, их манеру говорить, знала их в грусти и радости, в удачах и катастрофах, в шутках и спорах. Иногда голос её внезапно срывался, она отводила глаза в сторону. Казалось, память приводила её к далёким событиям, которые особенно волновали сердце. Тем-то и отличается очевидец от историка, что, рассказывая о прошлом, он не может вдруг не увидеть в нём своей молодости, быстроты всего, что прошло.

И, слушая рассказы Анны Семёновны о молодости большевиков, имена которых известны теперь каждому человеку на земном шаре, Катя думала (как думали, наверно, многие юноши и девушки, слушавшие Дерюшеву): «А ведь они совсем простые, совсем мне близкие и понятные! Вот в молодости они спорили и горячились, как мы. И волновались мыслью о том, как правильней и полезней прожить свою жизнь. И любили те же книги великих писателей, которые так сейчас люблю я. И ненавидели, так же как я, всё злое, мерзкое, лживое, мир горя и несправедливости, мир несметного богатства одних и страшной бедности других. Но они не только говорили и мечтали. Они отдали всю свою жизнь делу рабочего класса и революции. Да, всю свою жизнь, капля за каплей, они отдали партии, борьбе за торжество коммунизма.

Вот в том, юношеском, я похожа на них, но как мне быть такой, как они, в этом, в самом большом? Где моё место в борьбе за коммунизм? И в чём моя борьба? В том, что я хорошо работаю на заводе? Нет, этого мало... В том, что я буду работать всё лучше и лучше, работать отлично? Нет, что-то не так, в чём-то не совсем так...»

Молодёжь завода часто приходила домой к Анне Семёновне. Здесь велись долгие, задушевные беседы. И сама Анна Семёновна любила

эти беседы с глазу на глаз. Там, в цеху, в кружке, её ученики - хотя она и хорошо знала их - всё же ощущались ею, как нечто суммарное, в котором нередко терялось отдельное, индивидуальное. Здесь же, дома, в вечерней тишине, она вплотную приближалась к каждому из них, соприкасалась с их жизнью, с их мыслями.

Часто приходила к Анне Семёновне Катя Клёстова, известная в цехе под именем Кате-рюша. Она была мала ростом, с аккуратно причёсанными волосами. В руках у неё был порт-фелик с тетрадками, перьями и даже пеналом, где хранились два карандаша, ручка, несколько запасных перьев и ластик. Глаза у неё были большие и чёрные.

Анна Семёновна помнила свой первый урок с Катерюшей.

Она рассказывала Кате, как следует работать над книгой, как выбирать главное в теме, составлять конспект, научиться чётко записывать свои мысли.

Катя слушала, не отрывая от неё своих чёрных глаз. И в этих глазах было такое желание всё понять и запомнить, такой глубокий внутренний интерес, и вдруг такой испуг, что вот

уже пропущено, забыто, что Анна Семёновна не удержалась, обняла Катерюшу и сказала:

- Девочка ты моя! Девочка ты моя, дорогая!

Так началась их дружба, хотя обе они весьма удивились, если бы кто-нибудь назвал их друзьями.

Помнила Анна Семёновна и реферат Кати на заводском литкружке. Катя очень любила Чехова и выбрала темой своего реферата пьесу «Вишнёвый сад». Однако беда заключалась в том, что, сделав правильный социальный анализ Раневской и Гаева и доказав их историческую обречённость, она не могла побороть в себе симпатии к Раневской и даже к Гаеву, которого сама в глубине души считала незначительным и глупым человеком. Эта симпатия сказалась на реферате, где Катя пыталась слабо, но всё же достаточно явственно обелить владельцев вишнёвого сада в противовес купцу Лопахину, которого она ненавидела всей душой, хотя и понимала, что он представитель более прогрессивного класса, нежели Гаев. Комсорг цеха Синюков, словно гидравлический молот, ударил по этим ошибкам Кати, к нему присоединились остальные, не вступилась даже Анна Семёновна, на которую Катя поглядывала с безнадёжной мольбой,» от реферата не осталось камня на камне. Катя по дороге домой сама поняла, что написала сентиментальный вздор, и, придя к себе в комнату, зажгла свечу и спалила реферат. Всё тем бы и кончилось, если бы в этот момент не вошёл один из кружковцев. Он допытался, в чём дело, и рассказал другим. С тех пор долгое время, встречая Катю, кружковцы спрашивали:

- Ну, Гоголь, сожгла свои «Мёртвые души»?

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Мобилизация

Отрывок из нового романа