« – А где же родные теперь?

— В райцентр переехали. Живут в каменном доме.

— И как? Привыкли?

— К хорошему разве трудно привыкнуть?..»

А вот в рассказе ненецкого поэта и прозаика Василия Ледкова «Чум» описана совсем другая ситуация, когда живущий с внучкой в строящемся городе дед-ненец никак не может привыкнуть к каменным стенам. Как говорит он сам: «Мне дома воздух мало, ветер не качается. – Он стукнул себя по голове. – Дома эта коробка болит. Городе глазам тесно, городе небо мало. Простор нет». В конце концов измученный таким житьем дед привозит себе чум и поселяется в нем. Но рассказ на этом не кончается. Городской архитектор заинтересовался жилищем деда и добился пересмотра генерального плана строительства. В эпилоге рассказа мы видим гигантскую гостиницу из стекла и бетона, своим очертанием напоминающую чум. И новая квартира деда Игната на двадцать

вторам этаже тоже напоминает чум – и формой и специальной низкой мебелью. «Через круговое окно глядело в комнату со всех сторон чистое небо, а внизу, пока хватает глаз, по широкому ковру тундры, как бы извиваясь на ветру, бежала голубой лентой река».

А чью точку зрения разделяете вы, Владимир Михайлович? Какие, на ваш взгляд, проблемы сегодняшней жизни народов Севера еще ждут своего решения?

– Прежде всего хочу заметить, что каменный чум Василия Ледкова – это скорее образное, нежели конкретное решение проблемы. А проблема такая действительно существует.

За короткий исторический срок народности Севера с помощью русского и других братских народов Советского Союза ликвидировали вековую отсталость, совершили переход от патриархально-родового строя к развитому социалистическому обществу. Это привело к их возрождению, преобразованию хозяйства, подъему культуры, коренным изменениям в социальной культуре. Важной социально-экономической задачей является завершение перевода кочевого населения на оседлый образ жизни. Сейчас уже переведено на оседлость свыше 18 тысяч семей. Во многих областях эта работа практически уже закончена. В Тюменской и Архангельской областях, Хабаровском и Красноярском краях, Якутской АССР перевод на оседлость завершается. Бывшие кочевники получают благоустроенные квартиры со всеми коммунальными удобствами. И Семен Курилов, конечно, прав – к хорошему привыкнуть нетрудно. Я лично не встречал людей, которые отказывались бы от водопровода или газовой плиты.

И все же, строя жилье для народов Севера, необходимо учитывать традиции, уклад жизни коренного населения. Необходимо помнить, что тот же перевод к оседлости осуществлен на протяжении жизни всего одного-двух поколений. Может быть, нет смысла копировать в камне или дереве традиционный северный чум, но сохранить какие-то его особенности следует. Во-первых, я думаю, что в национальных поселках не надо увлекаться многоэтажным строительством. Каждая семья должна иметь свое жилище с подсобными помещениями для хранения запасов пищи, охотничьего и рыболовного снаряжения, для собак, упряжки которых в тундре пока еще не может заменить ни один вездеход.

Что же касается промышленного наступления на Север, то я считаю, что это закономерный процесс. Единственное, с чем бы я не спешил, – так это с бытующим еще подчас желанием привлечь в промышленность как можно больше представителей коренного населения. Здесь есть свои «но». Прежде всего «но» традиционного характера: стоит ли разрушать вековые династии оленеводов, охотников-промысловиков... На второе «но» уже можно посмотреть и с экономической стороны. Ученые считают, что акклиматизация человека на Севере происходит обычно за 1 – 2 года. Причем имеется, конечно, в виду работа в промышленности. Думаю, если бы поставить эксперимент по привлечению приезжих, скажем, в оленеводство, то срок акклиматизации значительно бы увеличился. А между тем коренные жители с детства имеют навыки этой совсем непростой работы. И можно только приветствовать введение в школьные программы изучения основ оленеводства – этой немаловажной отрасли народного хозяйства.

В постановлении ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О мерах по дальнейшему экономическому и социальному развитию районов проживания народностей Севера», принятом два года назад, указывается на необходимость дальнейшего совершенствования организации труда оленеводов, а также работающих в охотничьих, рыбных и зверобойных промыслах. Это традиционные и основные виды занятий коренного населения Севера, и будет очень обидно, если наши потомки будут знать об этом только из литературы.

— Владимир Михайлович, я уже знаю, что вы считаете свою судьбу обычной и даже типичной для нашего времени. Расскажите, пожалуйста, о ней нашим читателям.

— Моя судьба – действительно не исключение. Писателей, ученых, композиторов, художников, заслуженных людей можно сегодня назвать много в каждой народности Севера. У каждого, разумеется, свой путь, своя биография, но, сложенные вместе, эти пути, эти биографии представляют единую великую историю возрождения наших народов. Возрождения, которое стало возможным только в советское время.

Я вместе с братом и сестрой рос в бедной семье. Отец наш умер, когда мне было только три года. Мать была больна. К тому же мое детство выпало на тяжелые военные годы. И все же старики вспоминали, что было еще тяжелее.

Как-то в детстве, уже познав грамоту, я прочитал матери автобиографическую книгу юкагирского писателя Тэкки Одулока. Писатель рассказывал о своей горькой батрацкой юности, о том, что спал на полу в кухне без постели и совсем не знал белья. Когда я прочитал слова: «Облезлая оленья рубаха и штаны, надетые на голое тело, были единственной моей одеждой», – мать прервала меня: «А юкагиры-батраки не так уж плохо жили – у них была оленья одежда. А я с тремя сестрами, хотя мы и не были батраками, носили одежду из рыбьей кожи и только и делали, что жались к очагу. В нашем жилище имелась рваная собачья доха, оставшаяся еще от бабушки. Ее надевала та из нас, кому следовало выйти в буран за дровами или снегом».

А я, как и все наши мальчишки и девчонки, учился в школе. Мать моя, сама женщина неграмотная, хорошо понимала важность и необходимость образования. Никогда не забуду один из уроков жизни, преподанный ею мне.

Жил в нашем поселке Чайво, что на северо-восточном побережье Сахалина, русский бухгалтер Семен Семенович Ткачев. Так вот, этот Семен Семенович, в очках, с деревянными счетами под мышкой, казался нам самым загадочным человеком. Когда он заходил в контору и начинал перебрасывать костяшки на счетах, мы забирались на завалинку и, затаив дыхание, вглядывались в окна, смотрели, что он там шаманит. Однажды за этим занятием застала меня мать. Она сказала: «Вот русский, он знает то, что не знает самый мудрый нивх. Он бухгалтер. Ты тоже сможешь стать бухгалтером, если будешь учиться».

И я учился. Бухгалтером, правда-таки, не стал. Окончив семилетку, я получил весьма лестное для меня предложение – пойти учеником на метеостанцию. Разумеется, я тут же согласился. Но в тот же день меня позвали в сельсовет и сказали, что из Ногликов, из нашего райцентра, пришло направление для меня. Меня посылали учиться на факультет народов Севера при Ленинградском педагогическом институте имени А. И. Герцена. Мать моя тут же дала согласие. И я поехал в Ленинград, в институт.

— С семилеткой?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.