Как стать рабочим

Мастер-фрезеровщик, преподаватель «Смены» Юрий Лещенко отзывается о процессе обучения с изрядной долей иронии:

— «Выбегают» нам работу, значит, работаем. Нет — сидим. Пишем. Вон, взгляните, девчонки сидят, заполняют -бумажки. Вчетвером два часа каждый день. Мальчишки по домам давно разошлись, ну, девочки поусидчивее, хоть помогают нам немного писанину разгребать.

«Писаниной», на которую привычные к конспектированию девочки-десятиклассницы тратят каждый день по два часа, должны вообще-то заниматься сами мастера-педагоги: Емелин, Ващенко, Лещенко.

— Да ради бога, да на что они нам нужны, те трудовые паспорта! — усмехается Ващенко. — Да ежели меня заставят их писать, уйду отсюда. Я им что, игрушка? Я рабочий, а не бюрократ.

Токарь шестого разряда, один из лучших рабочих завода, двадцатипятилетний коммунист Сергей Ващенко действительно не бюрократ. Но кто же вменил ему в обязанность каждый день записывать в специальном журнале план урока, тему урока, количество учащихся, ежедневно перечислять учебные и наглядные пособия, указывать, сколько минут урока отведено на организационные?) вопросы, сколько — на изложение нового материала, сколько — на закрепление изложенного материала, сколько минут записывали домашнее задание? Здесь перечислены далеко не все графы журнала, но и сам журнал — лишь треть того, что ежедневно положено записывать мастеру-преподавателю.

Далее следует некое странное изобретение гороно — трудовой паспорт. Описать этот шедевр бюрократической мысли трудно, но все же попробуем. В нем семнадцать граф. Каждый день о каждом учащемся мастер обязан сделать семнадцать разных отметок. Сюда входят: дата урока, номер изделия, номер операции, расценки, количество (чего — неясно, то ли операций, то ли расценок), заработок: Дальше — больше. Мастеру следует указать наличие или отсутствие халата, сменной обуви, опоздания, прогулы, нарушения ПТБ, то бишь правил техники безопасности, выполнение ПВР...

Токарь и фрезеровщик, мастер-педагог Александр Емелин зачитывал паспорт с выражением и некоторым пафосом в голосе. Он дочитал лишь до середины, но смеялись уже все: ученики и ученицы, мастера, случайно подошедшие рабочие, старший мастер школьного завода Курицын и корреспондент.

— Наличие халата! — хохотали девчонки, которые ежедневно по два часа пишут всю эту ахинею, но лишь сейчас будто впервые вникли в нее. — Наличие сменной обуви! Ой, мамочки!

Действительно, ой, мамочки! Что такое «выполнение ПВР», никто из присутствующих точно объяснить не сумел, мнения разошлись, но в одном все были согласны — о том, как работал ученик, научился он чему-нибудь или нет, паспорт, несмотря на все свои семнадцать граф, представления не дает. Хотя бы потому, что оценка за работу должна выводиться как среднее из оценок по дисциплине, теории и практике.

— Да что же я должен ставить, если он и занятия не пропускает, и теорию знает отлично, а работать не может? — недоумевает Емелин.

— А если теорию не знает, а работает хорошо, но дисциплину иногда нарушает, тут же ехидно подхватывает Женя Фетисов.

Мастер разводит руками, и все смеются пуще прежнего. И под общий хохот Валерий Курицын спешит рассказать, что, кроме всего этого, по каждой группе раз в неделю в школу отсылается рапортичка, в которой тоже пять разных граф, и каждая такая рапортичка за тремя подписями — лаборанта по учебной работе, ответственного учащегося по школе и самого Курицына. Он подмахивает эти бумажки не глядя, но, тем не менее, тратит на них каждую неделю часов по пять. Ведь цехов в УПК и «Смене» четырнадцать, и каждый день разные группы... Перемножаем, и получается, что за год Курицыну пришлось подписать около семи тысяч таких рапортичек. Если в рапортичках учителя еще могут как-то разобраться, то в трудовых паспортах, как правило, никто не понимает ровно ничего. Что может знать завуч общеобразовательной школы, к примеру, о номере изделия или правилах, техники безопасности и какое ему дело до наличия или отсутствия халата у ученика на заводе? И какое все это для него имеет значение? Ему надо лишь знать, прошел ли практику учащийся и чему он выучился.

Кто же выдумал все эти бумаги?

— К Токареву ступайте, к Токареву, — еле отдышавшись от смеха, посоветовал мне Ващенко.— Его это выдумки, пускай он и объясняет.

— Что-о! Я-а-а? — переспросил Виктор Владимировны Токарев, завуч УПК и школьного завода «Смена». — Да я, если хотите знать, в отпуск и то портфель с бумагами беру, иначе со всей писаниной просто не управиться. Им смешно, конечно! Каждую неделю сотни рапортичек рассылать легко, как вы думаете, а? А сколько нужно составлять планов! Мастера отказываются — и правильно, кстати, делают, а мне отказываться не приходится. Пишу. Потом из гороно комиссия является. Вот вы, говорят, завуч. Да, говорю, я завуч. Ну-ка, покажите нам планы уроков, да планы воспитательной работы с учащимися, да. И в каждом плане по пятнадцать граф. А через наши УПК и завод проходят семнадцать школ! А цехов у нас четырнадцать! И пиши тематический план на каждый квартал по каждому предмету.

Но кому жаловаться, кого убеждать? Они в гороно сами днями напролет над бумагами сидят. А им из министерства все новые бумаги спускают: проф. ориентационный план, план внеклассной работы, анализ учебного процесса, план на следующий год! А они эти бумаги нам! А я за мастерами бегаю, и они мне в лицо смеются. Но я-то ведь не токарь и не автолюбитель, как мне учебный процесс анализировать? Но вот сижу, пишу. Один отчет за полугодие чего стоит! Тридцать две страницы печатного текста Вам это говорит что-нибудь?

Как же, говорю, тоже порой писать приходится.

На стол завуча локоть некуда из-за груд бумаг поставить. Виктор Владимирович вздыхает и вытирает вспотевший лоб. И добавляет:

— Что до конкретных результатов, то они правильно вам сказали: кпд не выше пяти процентов. Мало кто с нашего УПК и «Смены» в рабочие идет. Вы поговорите с Мартыненко, он пробовал дело на серьезные рельсы поставить...

Алексей Гаврилович Мартыненко — мастер-преподаватель электроремонтного цеха «Смены». Он за два-три урока выучил своих девятиклассников менять обмотку на статорах электродвигателей. Трудовой процесс школьного завода Мартыненко анализировал критически: