- А - а... Говори тогда для всей литографии, так и быть.
Старый кавалерист не знает разницы между типографией и литографией. Слова похожие, а ведь в типографии печатают книги к журналы для всего народа, и, таким образом, говоря с типографией, имеешь возможность говорить со всем народом. Кроме того литографщик казался ему парнем вполне положительным - он передаст типографии. И старик сказал торжественным голосом:
- Ты спрашиваешь: откуда мы? Я мог бы тебе назвать своё село или уезд но вернее будет сказать: мы из Румынии. Мы собрались сюда, крестьяне, со всей страны, чтобы посмотреть на дела страны социализма. Уже приближаясь к воротам выставки, мы всем сердцем поняли, что, строя социализм в своей стране, мы приблизились к великой стране социализма. Нам думается, что мы входим не только на выставку, мы входим в дом к нашим старшим братьям.
Помолчав немного, старик добавил:
- Об этом, сынок, ты и напечатай у себя в газете или книге.
Литографский рабочий приподнял шляпу и отошёл. Мне показалось, что он несколько смущён.
Тем временем строгая женщина с бумажкой в руке выстроила крестьян рядами, взмахнула рукой - она оказалась не только руководителем делегации, но и регентом хора, - и крестьяне двинулись вперёд. Запевалой был сельский кожевник, рослый мужчина с громадными руками, изъеденными кислотами от различных красок, которыми он красил кожи. Пели крестьяне превосходно. Все улыбнулись от удовольствия, как один человек.
И вообще это были превосходные, чудесные люди. Сколько в каждом из них молодости, наивности, душевной чистоты! Глядишь на них, слушаешь, и кажется, что даже машины на выставке стараются для них работать ещё лучше, ещё быстрей.
... Крестьяне шли.
Это единое движение многих тысяч, это единое дыхание было движением и дыханием всех стран народной демократии, идущих вперёд к социализму. Над людьми, машинами, деревьями, зданиями реяло, развёртывалось и свёртывалось с лёгким шёлковым шелестом всепобеждающее и прекрасное знамя идей Ленина - Сталина.
В тот вечер все мои спутники по делегации деятелей советской культуры или выступали в клубах или осматривали различные научные учреждения и промышленные предприятия Бухареста. Одного из них я застал говорящим речь в обширном зале театра; другой что - то слушал, записывая, возвышаясь среди белых халатов учёных Института эндокринологии; третий осматривал музей Николая Балческу, деятеля румынского революционно - национального движения; четвёртый был среди многочисленных стендов выставки «СССР во главе борьбы за мир».
Когда я входил в зал театра, меня остановила хрупкая молодая женщина с двумя длинными и толстыми косами цвета воронова крыла и с серыми, широко раскрытыми глазами. Конфузясь и толкая вперёд трёх мальчиков, одетых в короткие чёрные куртки, она спросила, где находится мой спутник, который сейчас осматривал Институт эндокринологии.
- А кто вы? - спросил я, сказав, где он находится.
Хрупкая женщина ответила, и ответ, по - видимому, относился и к ней и к трём мальчикам в черном:
- Эти товарищи из Ясс.
Я спешил: через час мне предстояло выступление на митинге рабочих - трамвайщиков Бухареста, а мне нужно было заехать и в Институт эндокринологии, и в музей Балческу, и на выставку. Поэтому я не успел спросить, что здесь делают «эти товарищи из Ясс» и почему им нужно попасть в Институт эндокринологии, который осматривал мой спутник.
Подле Института эндокринологии я опять увидал хрупкую женщину с длинными косами и трёх мальчиков в чёрном. И опять она спросила меня о спутнике моём, который осматривал музей Балческу. Я сказал:
- Однако вы спешите.
- Да, мы спешим, - ответила хрупкая женщина. - Мы этой же ночью уезжаем обратно в Яссы. Эти товарищи из Ясс, - повторила она.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.