У меня горе...
Ничто не радует: ни ясное летнее солнце, ни голубое небо, ни пестрые пахучие клумбы. Бесцельно брожу по городу, вздыхаю и, если бы не так много прохожих, расплакалась. Домой или к кому - нибудь из знакомых идти не хочется. Станут расспрашивать: что, почему? А мне и без того тошно.
Пять лет я работала в конторе треста «Горстрой» по Набережной, 22. Поступила рассыльной. Совсем еще девчонкой была, до кнопки английского замка на двери кабинета управляющего с трудом доставала. В конторе вступила в комсомол. Работая, окончила вечернюю десятилетку, а потом - курсы. Стала бухгалтером. И так мне моя работа нравилась, такими родными казались девчата из бухгалтерии, что даже и мысли не было уволиться, уехать...
Иван Степанович, наш главный бухгалтер, считал меня лучшей своей ученицей и называл ласково: «Зинуша». Даже сам Трясунов, управляющий трестом, не раз отмечал благодарностями в приказах. И вот...
Подала сегодня заявление об увольнении, и Трясунов, ни слова не говоря, наложил резолюцию: «Просьбу тов. Смирновой удовлетворить: «. А Иван Степанович, когда подписывал расчетный лист, даже не взглянул на меня. Только пробурчал под нос: «Не забывай, заходи в контору». Я почувствовала, что сказал он это так просто, по доброте своей, и решила: «Нет! Ни за что! Дорогу забуду на Набережную...»
А виноват в моем горе... вот даже и не знаю, кто виноват. Только, конечно, не он, не Степа Стрельцов.
Это мой хороший товарищ. Самый близкий дружок моего мужа Максима.
... Мы трое и еще моя подружка Зойка Остахова были знакомы с детства. Жили в одном доме. В одной компании бегали летом на водную, зимой - на каток. Учились хоть и в разных классах, но в одной школе.
Степу дразнили «жирный», потому что он был толстый, маленький, неповоротливый. Ходил зимой в меховой шапке с длинными - предлинными ушами. Ребята еще за эти уши дергать любили. А то возьмут да сзади тихонько узлом завяжут. Раз даже незаметно прибили одно ухо к доске, пока Степа через щель в заборе за соседскими девчонками подглядывал. А в общем - то, был о» добрый, сговорчивый, и асе мы дружили с нам.
После десятилетки Степа уехал в областной город в строительный институт. Максим год поработал на заводе и ушел в армию, а я окончила к тому времени восемь классов и устроилась в «Горстрой», где уже работала Зойка.
Степа приезжал на каникулы, а с Максимом мы не виделись целых три года...
Зато когда он вернулся... Впрочем, это долго рассказывать. Да и неловко как - то говорить о том, как первый раз встретились мы в подъезде нашего дома и как потом весь вечер ходили по городу. Максим смотрел тогда на дома, скверы и улицы так, словно встречался с детством. А мне в этот вечер казался родной город необычно красивым, новым, особенным. Я и сейчас уверена, что никогда не видела такими людными улицы, никогда не замечала прежде, как чудесно выглядит при лунном свете городской пруд, не знала, что в сквере возле райкома комсомола так опьяняюще пахнет резедой.
Резеда цвела мелкими белыми цветочками, точно так, как на клумбе у окна зойкиной квартиры в веселые годы детства. Бывало, Максим и Степа, обозлившись за что - нибудь на Зойку, не раз мяли цветы и топтали клумбу. Мы сажали потом в землю поломанные стебельки, а помирившиеся с нами ребята таскали воду для поливки.
Мы с Максимом очень живо вспоминали это, часто говорили о Зойке и Степе - хороших, на всю жизнь друзьях. Каждый раз позже и позже расходились мы по своим квартирам... Но ведь и об этом как - то неловко рассказывать. Пропущу, не буду говорить и о том, как выяснилось наконец, что я и Максим любим друг друга, как весело было на нашей скромной свадьбе и как хорошо, легко жилось нам до нынешнего года.
Совсем неожиданно вернулся домой Степа. По окончании института его направили работать в наш город, на строительство алюминиевого завода. Приехал и сразу к нам. Как мы с Максимом обрадовались!
Степа почти не изменился. Круглое, полное лицо его заливала веселая, добрая улыбка. Серые глаза смотрели все так же внимательно и тепло. Только стал Степа повыше ростом и... чином. Его назначили заместителем начальника строительного объекта. А строил этот объект, между прочим, трест «Горстрой», в конторе которого работали мы с Зойкой.
Степа стал заходить к нам часто, и если случалось вдруг, что не показывался неделю, мы с Максимом беспокоились. Звонили на объект, а не находили там - наведывались в старый наш дом, где и теперь жил Степа с матерью.
Втроем ходили вечерами в кино, театр, втроем навещали наших общих знакомых, вместе ужинали. Соседи шутя предупреждали нас, что классический треугольник испокон веков таит в себе трагическую развязку. Но мы были друзьями большими, настоящими. И коварного исхода дружбы втроем не боялись.
Только стали мы с Максимом замечать, что Степа иногда ни с того, ни с сего грустит, задумывается, а то внезапно прервет разговор на полуслове и уйдет. Мы предполагали, что у него неприятности по работе, и не лезли с расспросами. Ждали, когда сам расскажет.
И вот однажды сидим у приемника, слушаем из Москвы спектакль Малого театра, и вдруг Степа срывается, шапку в руку и, ни слова не говоря, - к двери. Максим не выдержал. Вскочил, преградил Степе дорогу и шапку вырвал. «Это еще что?! - говорит. - Садись, рассказывай, что с тобой...»
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Повесть о приключениях капитана Дементьева (Продолжение. См. «Смену» № 17)