История — наука нравственная

Янин. Значительно больше, чем хотелось бы. Считая, например, необходимым научить каждого школьника управляться с компьютером, мы полагаем, что постигать азы истории — дело десятое. Боюсь, что со школьных лет техницизм мышления начинает поглощать человека, который по природе своей гуманитарен...

Корр. В этом, кстати сказать, я вижу корни многих наших бед, вплоть до нелепого коверканья языка. Если вы спросите, например, который час, то уже и не удивитесь, когда вам ответят: «порядка двух»... Но будем придерживаться рамок темы и говорить, в частности, о проблемах исторического образования человека, профессией с этой наукой не связанного.

Янин. Оно недостаточно — и в школьные, и в последующие годы. Можно назвать множество причин, но, думаю, главная заключается опять-таки в недостаточном внимании к тому нашему тезису, что история — наука нравственная и, следовательно, должна касаться всех. А между тем мы вынуждены признать крайнее несовершенство пропаганды исторических знаний. Полезно в этом смысле оглянуться и вспомнить, например, что «Историю» Соловьева по мере выхода том за томом, читали даже в полках, хотя армия и не была наиболее образованной прослойкой русского общества. Я это к тому, что главная беда — и беда не одного уже поколения — в элементарной исторической необразованности. Так, например, с сожалением, но берусь утверждать, что значительная часть нынешних выпускников средней школы куда больше знает об Алле Пугачевой, чем о ее однофамильце, сыгравшем в истории Отечества тоже немаловажную роль. Продолжая нелестное сравнение, признать придется и то, что рок-звезды в жизни многих представителей молодого поколения занимают место более значительное, чем весь наш XIX век с его историей и культурой.

Корр. К сожалению, это так. Но хочется спросить: а сколь виноваты в этом обвиняемые? В самом деле, где могли они получить исторические знания? Из школьного учебника, в котором о том же Александре Невском четыре неполные строки? Из современных массовых изданий, не отличающихся, как выясняется, ни полнотой, ни объективностью, не говоря уже о занимательности, на первых порах обучения совершенно необходимой? Получается, наши деды и прадеды были куда в лучшем положении: кроме монументальных трудов Карамзина, Соловьева, Ключевского, им были доступны и такие беспримерные периодические издания, как «Русская старина», «Русский архив», «Исторический вестник», «Былое», «Голос минувшего»... Не продолжаю далее, потому как совсем уж неловко будет сказать, что сегодня нет у нас, в сущности, ни одного исторического журнала для массового читателя.

Янин. Добавлю: вот уже двадцать лет мы добиваемся в Академии наук издания популярного журнала по истории... Что же происходит сегодня? ВООПИК добивается превращения своего альманаха «Памятники Отечества» в ежемесячный журнал — это правильно, так как оперативность в периодике необходима. Но ведь этот журнал по-прежнему будет заниматься пропагандой охраны памятников, а не собственно историей. Выходит в свет журнал «Наше наследие», орган Фонда культуры, но, понятно, история не прямая его функция. Думаю, и журнал «Родина» тоже возьмет историю как одно из своих направлений. Что же касается Института истории, тут уж, как говорится, и карты бы в руки. Но двадцать лет — срок, согласитесь, достаточный, чтобы потерять надежду. Словом, получается, что специального массового журнала по истории у нас до сих пор не существует.

Но давайте смотреть на вещи реально. При нынешнем лимите бумаги, полиграфических мощностей издание нескольких журналов по одной тематике вряд ли возможно да и целесообразно. А если учесть, что для успеха всякого дела нужно не распыление сил, а их объединение, то, следовательно, необходим один ежемесячный журнал, созданный на основе деятельности всех заинтересованных организаций. Такой журнал способен решить многие проблемы историко-патриотического воспитания молодежи, которое находится сейчас в крайне неблагополучном состоянии. Смею даже думать, что такому изданию под силу отвлечь читателя от той низкопробной исторической беллетристики, авторы которой черпают темы преимущественно в авантюрных или альковных сюжетах из нашего прошлого.

Корр. Беседуя с членом Президиума Центрального совета ВООПИК, не могу упустить случая поговорить о неблагополучии, которое сложилось в деле охраны и реставрации памятников. Оно повсеместно, но, как выясняется, имеет глубокие корни.

Москва, как, быть может, никакой другой город, пострадала в известные годы от злых рук. Но читатели, в том числе и молодежь, должны знать, что, кроме Поклонной горы, Лефортова, погибших храма Христа Спасителя и Сухаревой башни, — того, что сегодня на слуху и не сходит со страниц прессы, есть в истории Москвы и другие, не очень широко известные, но горькие страницы, которых забвением из нее не вырвать. Буду основываться исключительно на печатных материалах.

Вот книжка Л. М. Кагановича с пространным и в духе времени названием «За политическую реконструкцию Москвы и городов СССР». Читаем: «Когда ходишь по московским переулкам и закоулкам, то получается впечатление, что эти улочки прокладывал пьяный строитель». И это — о Замоскворечье, Арбате, Таганке!.. Но продолжу. Один из деятелей конструктивизма 30-х годов высказывался еще определеннее: «Мы не должны делать никаких новых капиталовложений в существующую Москву и терпеливо лишь дожидаться естественного износа старых строений, исполнения амортизационных сроков, после которых разрушение этих домов и кварталов будет безболезненным процессом дезинфекции Москвы»... А вот что процитировать рука не подымается, но приходится. Журнал. «Строительство Москвы», 1928 год, № 12: «Особенно сказывается недостаток общественных уборных в дни майских и октябрьских торжеств при громадных, в несколько сот тысяч скоплениях народа. Нами получаются письма рабочих, участвующих в демонстрациях, с указанием на недопустимость отсутствия уборных в этом районе — Китай-города и Кремля — и требованием немедленной их постройки»... Стиль оставим на совести автора, но вот что он предлагает: не больше не меньше как проект общественного туалета — где? — в храме Василия Блаженного!..

Передохнуть бы тут малость, сказав «бог миловал», да нельзя — на месте Казанского собора, князем Пожарским поставленного, там, где было за алтарем кладбище воинов, павших за Москву, обретается ныне общественный туалет, служащий посетителям ГУМа.

Янин. Но запустение памятников, варварское отношение к ним, к несчастью, не только вчерашний день. Конечно, с общим отношением к наследию дело сегодня обстоит иначе, в противном случае мы не вели бы этого разговора на страницах массового журнала. Но тем не менее именно сегодня мы оказались в крайне трудном положении, потому как разом приходится расхлебывать то, что заваривалось в течение долгих лет. И это необходимо учитывать, соизмеряя силы и возможности. Вот почему, не теряя чувства реальности, проблему можно ставить только так: что восстанавливать и в какой очередности. Это я к тому, что горячие головы из общества «Память», например, требуют начать с восстановления в Москве храма Христа Спасителя, Сухаревой башни, Казанского собора на Красной площади. На первый взгляд, это может показаться благим делом. Но только на первый, а если посмотреть глубже — экстремизм со всеми вытекающими отсюда и весьма сомнительными последствиями. Прежде всего потому, что на поверку выходит полное игнорирование чувства реальности, — ведь если заниматься этой работой, то при наших темпах и нынешних возможностях она на долгие годы поглотит все без остатка реставрационные силы страны, а в это время другие памятники, требующие помощи истинные шедевры мирового значения будут, продолжать разрушаться. Георгиевский собор в Юрьевом монастыре просит средств в сотни раз меньше, чем возведение Сухаревой башни. А подобных примеров не счесть. Так не велика ли цена для двух-трех новоделов? Это во-первых.

Второе заключается в том, что, как это видно, речь идет совсем не о заботах по сохранению наследия, но о неких идеологических устремлениях, с охраной памятников ничего общего, в сущности, не имеющих. Многие считают, что это издержки возрастного, так сказать, максимализма, но «Память» не молодежная организация, а идеологи ее отнюдь не юноши. Примечательно и другое.

Само появление идеи восстановления Сухаревой башни и Коломенского дворца принадлежит прежнему главному архитектору Москвы, человеку, с ведома и при посредстве которого долгие годы Москву калечили, обстраивали

тот же Коломенский архитектурный ансамбль нелепыми бетонными коробками. Так что эффектные эти идеи больше похожи на замаливание грехов, а «Память», как получается, берет на вооружение то, что должно бы ее компрометировать, хотя на ее же собраниях имя прежнего главного архитектора возникает исключительно в отрицательном контексте. Таким образом, все устремления «Памяти», ее экстремизм уходят в пар, в гудок, между тем как энергию эту, эмоциональность использовать можно в практических делах.

Корр. При всей логичности доводов общая картина остается все-таки незавершенной: дело с охраной и реставрацией памятников по-прежнему скверно. Быть может, действительно правы те, кто считает, что единственный выход — создание Государственного комитета по охране и реставрации?

Янин. К этому, думаю, сходятся многие нити. Пришлось же признать, что положение с природой оказалось на грани национального бедствия. Нечто подобное происходит в деле охраны и реставрации памятников. Истинные масштабы создавшегося здесь положения можно понять из маленького частного примера.

В Новгороде понадобился квалифицированный кровельщик, его выписывают из Архангельска, но в очередь к нему стоят еще десять областей. Я это к тому, что говорить о независимом, всесильном комитете можно только в том случае, если главной и первоочередной задачей ему поставлено будет создание реставрационной индустрии, причем, во всем комплексе этого понятия. Иначе гигантские средства, которые потекут через него в дело реставрации, будут, как это происходит сегодня, осваиваться едва ли не на одну десятую часть, а страна просто-напросто получит новое ведомство, образованное перемещением в него чиновников из других, обанкротившихся.

Корр. И наконец, к завершению нашей беседы нельзя не вспомнить, что мы на пороге исторической даты — 1000-летия крещения Руси. Поскольку главное поле вашей деятельности Древняя Русь, хотелось бы знать, что вы думаете об этом юбилее с точки зрения историка?

Янин. Именно потому, что это огромная тема, позвольте ответить коротко.

Долгое время христианство пребывало у нас где-то за чертой разрешенных тем, не считая атеистической пропаганды, главный тезис которой сводился к тому, что «бога нет», а над тем, что бог и христианство не одно и то же, задумываться было не принято. Привело это к тому, что общим местом стало ругать христианство вообще, чуть ли не предпочитая ему язычество. Высказывались мысли, что было бы лучше, если на протяжении всего тысячелетия мы продолжали бы поклоняться Перуну. Сегодня мы можем вести прямой диалог с религией, четко разграничив предмет и отношение к нему. Вот почему я могу сказать, что главная положительная роль христианства состоит в том, что тысячу лет назад Русь — через Византию — была приобщена к роднику человеческой цивилизации, к наследию античного мира, войдя таким образом в семью европейских народов. В это тысячелетие, вобрав истоки, и была создана великая наша национальная культура. Живопись, архитектура, книжность вплоть до XVIII века черпали из живительного этого источника. Суммируя, можно сказать: крещение Руси — явление более культурное, чем религиозное. Думаю, прежде всего это и должно воспринимать новое наше сознание, которое не может уже замыкаться в заботах только вчерашнего дня.