Мы еще плохо умеем поддерживать товарищей в тот момент, когда они наиболее в этом нуждаются. И особенно часто это сказывается в наших отношениях к девушкам. Наши организации теряют большой процент девушек, вышедших замуж и ставших матерями, исключительно из - за равнодушия к их переживаниям, зачастую вырастающим в серьезное испытание. Такой перелом в настроениях девушки, ставшей матерью, изображен в печатаемом ниже рассказе М. Платошкина.
ВОСКРЕСЕНЫЕ колокола уныло и приглушенно доносились за двойные рамы маленькой комнатки. Лесами замысловатыми разукрасил мороз половинки окна, и леса эти ярко искрились на фоне солнечной снежной улицы. В комнате тепло, слышно - ровно стучит маятник.
Уронив голову в ладони рук, сидела Паня перед убаюканным ребенком. Вились перед ней грустные самовольные думки, обжигали сердце приятной и тяжелой болью.
Вышла из родильного и в тот же день не утерпела и побежала на фабрику. В ячейке встретил Катков Вася. Обрадовался и долго тряс исхудавшую руку.
- Как побледнела ты, Пань... Честное слово... (Ну ничего, теперь отдохнешь... А ведь на твоем месте я сейчас... хотели Маруську, да она тоже вроде тебя... Ну куда ты сейчас, разве можешь работать с ребенком? Вы ведь девчата какие!
Он говорил и просто и ласково жалел Паню, а она неожиданно замолкла и опустила голову. Потом усмехнулась и с грустью и укором выронила:
- Значит, ты меня совсем в отставку произвел?
- Как в отставку? - уставился Вася и вдруг покраснел. - Не - ет, зачем... «... мы знаем твою работу. Кто нашу ячейку поднял? Я за тебя всегда скажу. - Он смешался, покраснел еще больше и неловко начал перечислять Папины заслуги.
Паня чувствовала его неискренность и молчала. Ей жалко и обидно было на него, и из всех его путанных разговоров, она ясно поняла: ее уже не считают работницей. Радостное оживление, с каким прибежала в ячейку, пропало и такая большая обида осталась на Васю, что она не сказала больше ни слова и, не заходя в цеха, ушла из ячейки в райком.
В кабинете секретаря сидел один Громов. Он сперва не узнал Паню, потом почему - то тоже покраснел и радостно кинулся навстречу...
- А - а, товарищ Николаева! Ну, как здоровье? Ну, садись, садись, что стоять - то, ты ведь слабая совсем. Значит, поздравить с наследником? - Он бережно усадил ее в кресло, поднял уроненный ею платок и все время ухаживал, как за больной. Паню и радовали и оскорбляли его ухаживания, и в нем чувствовала какую - то неискренность... Подавила в себе вырастающую обиду и прямо поставила вопрос:
- А я за работой к вам пришла.
- Ты работать хочешь? - неловко переспросил Андрей, отводя глаза в сторону, и, смутившись, добавил: - на табачной фабрике Катков секретарем.
- Я знаю, - сухо отрезала Паня.
Оба замолчали. Обоим стало как - то не по себе. Андрей усиленно принялся курить, а Паня сидела, опустив голову, и кусала губы. Оба понимали друг друга и у обоих не хватило силы сказать первое слово.
За дверью зашлепали чьи - то шаги, Андрей встрепенулся, отбросил недокуренную папиросу и встал.
- Слушай, Паня. Давай поговорим откровенно. Ты можешь сейчас руководить какой - нибудь ячейкой? - Он заставлял себя говорить, и голос его был от этого тоже сухой.
Паня промолчала.
- Если можешь, поставим тебя на какую - нибудь ячейку, а если нет, командируем на производство.
- На производство я и без вашей командировки могу пойти! - обиженно выкрикнула Паня и еще ниже опустила голову, скрывая от Андрея налившиеся в глазах слезы.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.