Искусство вскрытия

— Да.

— Я здесь недалеко живу... Пойдемте... Как говорится, чем богаты. У меня свободный урок — окно. И с отцом моим познакомитесь.

— Спасибо, — вяло поблагодарил я.

— Вам, наверное, к директору надо, командировку отметить. Я вас провожу до кабинета, а потом внизу подожду, у школы...

В этой женщине была скрыта невероятная энергия подчинения. Женщины, заряженные подобной энергией, как правило, остаются одинокими — с ними, не хочется ни спорить, ни даже просто разговаривать, а только подчиняться.

Я поддался этому водопаду и уже не понимал, куда меня несет.

— Мы вас ждали, ждали, а вы все не ехали, не ехали, — сказал со вздохом директор школы, седой шестидесятилетний мужчина, аккуратный и уставший, и глянул в блокнот, где была, видимо, записана моя фамилия. — Семен Степанович Мозговой, если не ошибаюсь? Присаживайтесь. Как устроились? Или вы всего на день?

— Не знаю, — выдохнул я и ощутил непреодолимое желание уехать из этого чертова Уктюка куда угодно и немедленно. Мне здесь больше разбираться не с чем: я выяснил, что Октябрина Васильевна Пых на уроках литературы действительно режет лягушек, теперь дело за комиссией.

— Как я понимаю, пойдут комиссии, — сказал директор, будто угадав мои мысли. — Ну и ладно: одной комиссией больше, одной меньше — какая разница. А Октябрина Васильевна — опытный педагог. Может, и перегнула с лягушкой, только сейчас никто не знает, как учить. Я сорок лет работаю в школе, и сорок лет никто не знает, как учить...

Директор еще раз покосился в блокнотик:

— Семен Степанович, что ж, не смею задерживать. Будут проблемы — заходите. Я вам вот что скажу: упустили мы ребятишек в застойные времена, упусти ли. Теперь надо наверстывать. А для этого требуются твердая рука и дисциплина. Так что, между нами, я Октябрину осуждать не склонен.

Я отметил командировку у секретарши и вышел на школьный двор, где меня ждала Октябрина Васильевна, зябко кутаясь в полушубок, который она, видимо, носила и зимой, и осенью.

На скамейке, тесно прижавшись друг к другу, как одно многоголовое темное животное, сидели ребята. Я уже не сомневался: те самые, что написали письмо.

От компании отделился невысокого роста белобрысый парень и робко пошел в мою сторону.

«Надо обязательно переговорить с ребятами», — подумал я, но Октябрина Васильевна подскочила, взяла под руку, и снова понесла меня невероятная эта энергия.

— Мы с отцом живем вдвоем. Он человек немолодой, так что извините, если что...

Она умолкла на середине фразы и, не проронив больше ни слова, крепко вцепившись в мой локоть, властно потащила меня за собой.

Деревянные заборы чередовались с каменными домами. Из дома вышла женщина с ведром в руках. Постояла на крылечке, поглядела на небо, улыбнулась, вздохнула полной грудью, после чего выплеснула чуть ли не под ноги нам помои, еще раз улыбнулась хорошей, доброй улыбкой и прошла к дому, виляя обильным задом.

Октябрина Васильевна жила в неказистом и неуютном пятиэтажном доме. Мы поднялись на четвертый этаж. В темном коридорчике я решал проблему: помочь снять полушубок или в моем положении это может быть неверно истолковано. Пока размышлял — учительница сняла его сама и пригласила меня в большую комнату.

В мягком широком кресле сидел небольшой старичок и читал «Зарубежный детектив». Как только мы вошли, он положил книжку обложкой вниз, будто застеснявшись, что застали его за столь несерьезным занятием.