Именем товарищей

А потом заговорили защитники. Нет, они не пытались разжалобить судей! Они просто рассказывали о том, как равнодушие и недоверие отталкивают порой человека от людей, ожесточают его. Они не старались обелить Иванова, но в то же время доказывали, что не такой уж он пропащий человек, что может и он встать на правильную дорогу.

- Клятву даю вам! Поверьте, товарищи!... - вдруг крикнул подсудимый и разрыдался.

Бывший черноморский комиссар незаметно провел рукой по глазам. Он никогда не предполагал, что так все произойдет, что рабочие так близко к сердцу примут и поймут это необычное дело - судить человека суровым словом товарищей, без милиции и стражи, без юристов, адвокатов, официальных прокуроров и судей. А вот ведь как хорошо все получилось сегодня, пожалуй, даже посильней, чем в ином народном суде! Без приговора, просто-напросто поставили человеку «на вид», указали на недопустимость поведения, а директору завода и завкому профсоюза по решению суда сделали представление о грубости двух мастеров и председателя цехкома.

И человек как бы родился заново. Он смотрел вокруг глазами, омытыми слезами, и улыбался людям.

«Поверили! - говорил его взгляд. - Спасибо вам, товарищи. Уж я оплачу долг, не сомневайтесь в этом, никогда не подведу!»

И он не подвел.

... Представитель Верховного суда СССР, пожилой и опытный судейский работник, листал пухлую папку: «Дело сварщика Иванова». Он внимательно прочитывал страницу за страницей, время от времени поднимая глаза на сидевшего рядом Григория Ивановича.

- Работаем ощупью, как говорится, - сказал Гончаров, словно оправдываясь. - Опыта мало, и посоветоваться не с кем. Первые шаги, правда, у нас неплохие, и авторитет суда уже чувствуется. Только не знаю, правильно ли все делаем? Может, нарушаем что-нибудь?

- Я полагаю, у вас могут поучиться некоторые народные судьи, - задумчиво сказал представитель. - Вы работаете удивительно человечно. А что с этим Ивановым сейчас?

- Стал целинником. Поехал вместе с комсомольцами, остался там, обзавелся семьей. Письма пишет, благодарит. В общем, как говорится, вышел в люди.

- Отлично. А это дело Куприянова? - И представитель Верховного суда подвинул к себе еще одну толстую папку.

- Куприянова, - сказал Гончаров. - Тяжелое, но любопытное дело.

... Их было четверо: сам Куприянов, жена и двое ребят - восьмилетняя дочь и двухлетний сын. Чтобы получить квартиру побольше, в новом доме, решили вызвать из деревни старушку-мать. Когда семья получила квартиру, нужда в матери отпала. Ей отвели прихожую без окон, ввинтили крохотную лампочку - живи!

Мать жила. Потом невестка запретила зажигать днем свет, мать томилась в темноте. Потом ее перестали приглашать к столу. Тогда мать нанялась в няньки и на целые дни уходила к соседям. Постепенно накопила она две тысячи рублей. Узнав об этом, невестка и сын вдруг смягчились. «Ты одолжи нам эти деньги, мама, мы отдадим...» Мама есть мама. Она забыла обо всем: и о темной прихожей, и о тусклой лампочке, и об унижениях. Сын просит - надо помочь. А он пересчитал десятки и спрятал их в комод. После этого все пошло по-прежнему.

Тогда мать, до сих пор скрывавшая все от людей, поделилась горем с соседками. Узнав об этом, сын поднял на мать руку, ударил...

Кто-то подсказал ей: пойди в заводской суд, там найдешь управу на сына. Она не хотела, чтобы сына наказывали, хотя все соседи говорили: «За хулиганство, за побои строго карают». Она любила сына, жалела его. Но она просила научить сына уважать старших, родную мать...

Вначале ей не поверили:

- Куприянов? Не может этого быть. Хороший товарищ, передовой такелажник. Что-то здесь не так...

И снова члены суда подробно беседуют с десятками людей, стараясь во всех деталях восстановить картину быта семьи Куприяновых, понять характеры людей. Женорг Варвара Павловна Тихая вместе с другими женщинами-соседками подробно записывала показания свидетелей. Гончаров задыхался от негодования. Он говорил с людьми об этом случае неторопливо, старался казаться спокойным, но гнев то и дело вырывался наружу. Не укладывалось в голове, как может жить человек двойной жизнью: быть отличным работником на производстве и дикарем дома, в семье.

Судили Куприянова беспощадно. Старики и молодые люди бросали ему в лицо жестокие, но справедливые слова. Они изобличали черствость, собственничество, грубость, нечуткость, неуважение к старшим. У каждого, кто выступал обвинителем, была мать, и каждый чувствовал себя кровно обиженным, столкнувшись с таким хамским отношением к самому дорогому человеку на свете.