Левицкий пересек коридор и вошел в ординаторскую. Врачи отделения пересадки почек Филипцев, Порядин и Слепцов сидели на диване и «гоняли чаи». Диван этот был вдвое старше каждого из них и стоял в ординаторской со времени открытия больницы. Он был тяжел, огромен и не столь уж мягок, но выбрасывать его было жалко, как бывает жалко расставаться с реликвиями.

– Паша, – сказал Левицкий Филипцеву, – через три часа из Берлина доставят почку для Мунева. Ее надо забрать в Шереметьеве.

Все трое встали с дивана.

— Будем оперировать?

— Наверное...

Он сказал «наверное», потому что не любит загадывать, мало ли что может случиться до вечера; орган еще надо довезти, к тому же могло измениться состояние больного. Левиикий – опытный терапевт, он работает в области пересадки почек со дня первой их трансплантации и умеет учитывать перед операцией все привходящие факторы. А их десятки. Больного поднимут в операционный блок только после того, как Левицкий, взвесив все «за» и «против», скажет «да». Затем уже начнется чистая хирургия, область Павла Филип-цева и его помощников Василия Слепцова и Николая Порядина. Обычно такие операции ведет шеф, директор института Валерий Иванович Шумаков. Блестящий экспериментатор, смелый хирург, ученик академика Б. В. Петровского, он делает на операционных столах самое сложное. Но сегодня Шумакова нет, он в командировке. Значит, главную работу будут выполнять Филипцев, Слепцов и Порядин.

Разным был их путь в хирургию. Павлу повезло, он начал оперировать в клинике почти сразу после института, учился у лучших специалистов в области трансплантации, перенимал все самое передовое, так сказать, из первых рук. У Василия Слепцова и Николая Порядина судьба сложилась труднее. Окончив институт, Слепцов поехал работать в Тюменскую область в небольшую больницу. За массой забот, которые одолевали его как участкового врача, ему редко удавалось выкроить час-другой, чтобы почитать что-нибудь по трансплантации, манившей его с третьего курса. А Слепцову очень хотелось идти в большую хирургию, идти в незнаемое. И, добившись перевода под Москву, он ездил за сто километров в институтские клиники, чтобы просто постоять в операционной и посмотреть на настоящую работу. Василий все-таки попал в институт трансплантации и попал единственно благодаря своему упорству. К тому времени он уже был не новичком в хирургии, многое умел и, самое главное, хотел работать.

Воспитанник детского дома Николай Порядин окончил Ярославский мединститут, работал на «Скорой», затем в поликлинике. И тоже мечтал о трансплантации. Он старался не пропускать ни одной клинико-анатомической конференции в институте, ночами занимался языком и одновременно переводил иностранные журналы по интересующей его проблеме. Наконец, пошел на прием к министру: вопрос его перевода мог решить только он.

— Хотите в науку? – спросил министр, когда Порядин явился к нему с заявлением.

— Да, хочу.

Пауза продолжалась минуты две. Министр изучающе рассматривал Николая. Наверное, было в этом парне что-то такое, что заставило его, умудренного опытом человека, ученого, организатора, хирурга, поверить в научное будущее того, кто стоял перед ним.

– Быть по-вашему, дерзайте!

Но прежде чем дерзать, надо было многому учиться. У того же Шумакова, Левицкого, Филипцева. Быть упрямым, страстным и верным своей идее. Потому что без этого нет хирурга, нет ученого.

...Павел мог бы и не ехать в Шереметьево, а устроить себе двухчасовой отдых перед операцией, но, чтобы понять его поведение, надо хотя бы немного знать Филипцева. Он, пожалуй, самый одержимый из хирургов отделения и просто физически не может находиться в состоянии покоя больше пяти минут. А в операционной способен стоять и работать до изнеможения, другие уже на ногах не держатся, а ему вроде бы все нипочем, и владеет собой безупречно, даже в критических ситуациях. Начиная операцию, он в принципе представляет себе ее ход, все ее этапы, но редко все идет как по маслу, хирургия – это дуэль врача и болезни, бескомпромиссная, беспощадная. В ней должен победит ~ врач, но всякий раз эта победа дается нелегко. А бывает, что и не дается вовсе. У Павла к тридцати годам сотни сложных операций, больше, чем у кого-либо из хирургов его возраста.

Но дело даже не в счете. На мой взгляд, настоящий хирург начинается с веры в свои возможности, с умения не терять головы в самых трудных случаях, наконец, с техники рук. Иной врач может дожить до седых волос и не обрести этих качеств, он будет хорошим лекарем, но никогда не пойдет дальше других, а значит, ни на шаг не подвигнет науку борьбы за жизнь. Филипцев же все годы своей хирургической практики рвется вперед, с каждой операцией стремится уйти хоть на йоту дальше. Но при этом никакого авантюризма: точный, холодный расчет, проигрыш в уме всех возможных и невозможных вариантов. И хотя он ученый и имеет определенное право на риск, но предпочитает не рисковать. Потому что он прежде всего врач.

...В 18 часов 20 минут диктор аэропорта возвещает о прибытии берлинского самолета. Мы выезжаем прямо на аэродромное поле. С нами пограничники: таможня есть таможня. Моросит мелкий дождь. По трапу, на ходу натягивая плащи, сходят пассажиры, они улыбаются и с удивлением разглядывают нашу «Скорую», прилепившуюся к самому трапу: зачем она здесь? Вряд ли они знают, что с ними летела живая почка. Наконец появляется командир экипажа, он осторожно спускается, обхватив руками белый пенопластовый контейнер.

— Трансплантация, пошка? – кричит он Павлу, так и не снявшему белый халат. Тот кивает головой:

— Да, да.

— Просили говорить «ни пуха ни пера».

— К черту.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.