– Может, неважно себя чувствовал? – предположил я. – Или ногу судорогой свело, так тоже бывает.
– Вряд ли. Кто же больной пойдет купаться? Какая в этом необходимость, он что – моря не видел?! А судороги... Судороги – ерунда. Для опытного пловца это несмертельно.
Его мнение не расходилось с моим собственным. Пожалуй, если бы мы поменялись местами и вопросы задавал он, я отвечал бы точно так же.
– В газете написано, что он был в нетрезвом состоянии.
И эта попытка поколебать нашу общую точку зрения не увенчалась успехом.
– Мало ли что написано! Ни пьяным, ни больным он не был, можешь не сомневаться. Это так же верно, как то, что в моей флейте четырнадцать клапанов, ни одним больше, ни одним меньше. И вообще, если хочешь знать, не верю я этой заметке.
– Как не веришь? – не понял я.
– Не верю, и все.
– Но его видели. – С моего языка чуть не сорвались фамилии Пасечника и Аксеновой – живых свидетелей гибели Кузнецова, но я вовремя спохватился: – наверняка видели, иначе откуда столько подробностей?
– Утонуть-то он утонул, только я не верю, что это произошло случайно. – Вадим резким щелчком выбросил сигарету и тут же закурил новую. – Возьми, к примеру, дорогу. Когда кто-то попадает под колеса, первое, что мы делаем, – выясняем, кто виноват. Долго и нудно ковыряемся в болтах и гайках, замеряем тормозной путь, ну и так далее. Но есть случаи, когда виновных нет: случай, стечение обстоятельств. Это на дороге. Здесь тоже можно свалить на случай, это, кстати, легче всего. А можно с серьезным видом искать виновного: море виновато, что оно глубокое.
берег – что крутой, Сергей – в том, что не соблюдал каких-то там правил. Ну, а представь на секунду, что он и не собирался их соблюдать, что тогда?
Намек был слишком прозрачным, чтобы искать подтекст.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что он... – Не произнесенное вслух слово не помешало Вадиму утвердительно кивнуть в ответ.
– Это единственное разумное объяснение.
– Но ведь должна быть какая-то причина?
– Причина? – Вадим глубоко затянулся и сбросил пепел под приборный щиток. – Причин могло быть тысячи. В последний раз я приезжал сюда весной, в мае. Мне страшно не понравилось его настроение. Таким я его никогда не видел.
Он помолчал.
– Сергей был подавлен, нервничал, жаловался, что у них с Ниной не ладится. То винил в этом себя, то вдруг начинал обвинять Нину в глупости, в неумении жить как все. Надо знать Сергея, чтобы понять, каково ему было говорить об этом. Он ведь особой общительностью не отличался, и, раз делился, значит, припекло до крайности. Я пробыл тут дней десять и находился при нем почти неотлучно, боялся оставить одного. Уже тогда было видно, что добром это не кончится, слишком сильно он любил Нину, слишком переживал разрыв. Так и сказал мне перед отъездом: «Я не выдержу, если она меня бросит. Я не могу без нее жить». Это его подлинные слова...
Вадим повернулся ко мне, словно проверяя, внимательно ли я его слушаю.
– Теперь сопоставь факты, – сказал он. – Вывод, по-моему, ясен.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Нравственно-эстетическое воспитание юношей и девушек, приобщение их к лучшим завоеваниям отечественной и мировой культуры – одна из важнейших забот комсомола