Играем в «спринт»

Мы опустили стекла – внутри было душно, не продохнуть. Вадим вынул из «бардачка» кассету, вставил ее в магнитофон и надавил клавишу.

– Шопен? – спросил я, услышав легкие, как шелест листьев, звуки.

– Нет, Филд. Джон Филд. Два моих любимых ноктюрна. – Прежде чем произнести следующую фразу, он долго колебался, а в результате сказал то, что и без слов было очевидно: – Мне поговорить с тобой надо.

напрасно, старик, вы меня обманываете, – произнес Вадим глухо. – И ты и Нина. Не приезжал ты к ним в гости, это и слепому видно. И вообще вряд ли был знаком с Сергеем. Не те у вас с Ниной отношения, чтобы в гости приезжать. Думаю, что Сергея ты и в глаза не видел...

«Ну вот, сейчас он тоже потащит меня в милицию», – подумал я, вспомнив, чем закончилась перебранка с Тофиком на ту же скользкую тему.

Но Вадим в отличие от Шахмамедова к обострению не стремился.

– Я это не к тому, чтобы спорить. Наверно, у вас с Ниной не оставалось выхода. Надо же было как-то объяснить мне твое присутствие. – Он говорил подчеркнуто бесстрастно, и чувствовалось, что вступление продумано им еще до того, как мы сели в машину. – Ты не думай, я в ваши отношения вмешиваться не собираюсь да и права такого не имею.

Ездил ты или не ездил, неважно. Просто неприятно, когда тебя за дурачка принимают.

Уличив нас во лжи, он, как видно, изложил лишь часть того целого, что намеревался сказать, причем часть наименее сложную. Дальше его речь потекла не так свободно и напоминала скорее неряшливо составленный конспект или партитуру с пропущенными нотными знаками:

– Просто я хочу предупредить... Это, если хочешь, мой долг... Конечно, ты можешь не слушать, послать меня ко всем чертям... – Он помялся и сделал еще одну попытку перейти к сути: – Тебя, я понимаю, интересует настоящее, тебе нет дела до Сергея, только будь он жив... Не то я говорю, не то...

Во время очередной продолжительной паузы его мысль проделала извилистый путь и приняла неожиданное направление:

– Они не ладили, это не секрет. Слишком были разные. Он попроще на жизнь смотрел, работа его устраивала, и вообще он знал, чего хочет от жизни. Жена, музыка, одежда – в сущности, очень скромные желания. А она... Ты не подумай, я не в упрек, только трудно им приходилось, адски трудно... Да что говорить: ты сам знаешь это лучше меня...

«Хотел бы знать», – уточнил я про себя.

– Ведь вы с Ниной... Я хочу сказать, что вы, конечно, давно знакомы...

Знак полувопроса оставлял лазейку, и, хотя «ежегодные поездки» давали мне право ответить утвердительно, я предпочел промолчать.

– Понимаешь, старик, так получилось, что ближе этих ребят у меня никого нет. – Вадим откинулся на спинку сиденья. – Мы не виделись по полгода, по году, но я всегда знал, что меня здесь ждут, что мне будут рады. У меня ведь не так много друзей... Их и не может быть много. Ну да ладно, опять я не о том. Семейные неурядицы – дело внутреннее. Возможно... скорее всего, они бы развелись, но и тогда оба остались бы моими друзьями. Оба, – подчеркнул он. – Я хочу, чтобы ты это знал. Я к тому, что... Имей в виду, я не дам Нину в обиду. Если ты решил поразвлечься, учти... – И незаконченное предупреждение прозвучало довольно грозно. – Не рассчитывай, что после смерти Сергея, – слово «смерть» ему не понравилось, и он изменил формулировку, – что после его гибели за Нину некому заступиться.

Он высказался полностью, и наступила пауза.

Рядом со мной сидел близкий друг Кузнецова, и пусть мне тоже не по душе было слово «смерть» – как, впрочем, и слово «гибель», – я адресовал Вадиму вопрос, который задавал себе чаше других:

– И все-таки непонятно, как это могло случиться, Он что, плохо плавал?

– То-то и оно, что нет, – откликнулся Вадим. Он явно обрадовался возможности сгладить впечатление, которое оставила его проповедь. – Плавал Сергей превосходно.