Я не стал дальше развивать эту тему, чтобы не добавить своему собеседнику еще больших неприятностей, ведь в этом вопросе применительно к спортсменам много у нас перевернуто с ног на голову. По идее, работать за границу всегда посылали лучших специалистов, которые своим трудом «там» поднимали престиж своей родины. Так? Тогда почему же, если квалифицированный рабочий, врач или водитель грузовика стремится попасть за границу, никто в этом его желании никакого криминала не усматривает? А если спортсмен посмотрел в сторону зарубежья – рвач, хапуга и космополит. Заелся настолько, что в Союзе барыши свои баснословные уже не желает срывать. Заграницу ему подавай! Тот же Ларионов – он же ведь офицер. Пусть лучше где-нибудь на Камчатке послужит – вот тебе и граница. Что, не нравится?!

– Я, например, не слышал, чтобы у профессионалов тренер опускался до оскорбления игроков. Не думаю, что ему меньше хочется победить. Но грань соблюдения человеческого достоинства – своего и чужого – у них переходить не принято. А мы, чтобы нас до хоккея допускали, готовы с собой все что угодно позволить делать. И наносим тем самым вред и себе, и игре. Видим, что хоккей наш потихонечку разваливается, но молчим. Ведь мудрую систему поддержания к игре постоянного интереса придумали те же профессионалы – когда сильнейшего в стране юниора берет себе слабейший клуб. Там не создают суперкоманд, утомляющих соперников и зрителей набором «звезд» и постоянными победами. Потому там и не бывает пустых трибун, при которых мы, например, в Москве в последнее время только и играем. А как, скажите, зрителей заманить, если тот же самый «Автомобилист» или полностью нами же растащенный «Трактор» приезжает в столицу против ЦСКА номер отбывать. Что им у нас не выиграть, это ясно, так зачем же «ломаться» в полную силу? Не 0:10, так 2:6 получишь, какая разница, все одно – поражение. А нам каково при счете 5:0 после первого периода на лед выходить – интересно? Болельщика ведь не обманешь, он на «поддавки» смотреть не пойдет.

– Ну, не пошли бы в свое время из «Химика» в ЦСКА Ларионов с Каменским – глядишь, и была бы в нашем хоккее еще одна сильная команда...

– Вы в армии служили? Очень вас спрашивали, где вы «воевать» хотите? Я играл у себя в Воскресенске в хоккей и мечтал играть в сборной. И когда меня пригласили на подготовительный сбор к мировому первенству в 1981 году, был по-настоящему счастлив. Все бы отдал, чтобы в команде закрепиться. Увидев такое рвение, со мной побеседовали и сказали, что «всего» не надо. А надо съездить в Воскресенск, привезти потихоньку приписное свидетельство и отдать его с рук на руки одному человеку. И тогда в Стокгольм, на «мир», я поеду как бы от «Химика», но на самом деле, когда я там буду спать, здесь, в Москве, служба будет идти. «Правда, здорово?» – спросили меня. Но я, как ни грезил о сборной, с обмана все же свою карьеру в ней начинать не хотел. И прокатился в итоге мимо Стокгольма. Институт я тогда заканчивал, право на отсрочку от призыва, следовательно, терялось, и я понял, что ЦСКА мне не миновать. Так что в истории с моим переходом никакой романтики. Я очень благодарен Виктору Васильевичу Тихонову за идею и работу по созданию нашего звена, ныне первой пятерки советского хоккея, но сам принцип такой, с позволения сказать, армейской селекции на корню его же, наш хоккей, и обескровливает. И интерес к нему неуклонно и стремительно падает. Правда, кое-кто склонен полагать, что только в избалованной зрелищами столице. На периферии, дескать, народ ходит. Но там-то как раз от отсутствия выбора! Куда, простите, пойти зимним вечером человеку в Свердловске или Челябинске; скажете, глаза разбегаются? Да и что это за цифры для миллионного города – 3–4 тысячи человек? Если уж такую жалкую вместимость не обеспечивать, то высшую лигу впору будет попросту распустить. Согласны?

– И набрать новую, без армейских команд?

– Так было бы, по крайней мере, справедливее, чем теперь. Нельзя завлекать человека армейскими льготами, пополняя тем самым Вооруженные Силы случайными людьми. Ну какой, скажите, из меня офицер? А перед вами, между прочим, капитан Советской Армии. Да-да, по званию ротой запросто могу командовать. Форму при всем этом я, правда, надевал в своей жизни не больше десяти раз, но дома в шкафу она на всякий случай висит. Могу, наверное, и до майора доиграться, особенно если побольше молчать буду: у нас такая манера поведения, как вы уже знаете, весьма одобряется. Но какой от меня толк как от действующего офицера, если я и солдатом-то настоящим никогда не был, а всю жизнь в хоккей проиграл да на сборах просидел! Кому мы очки втираем и как долго еще будем этим продолжать заниматься? Единственно, что, наверное, справедливо – армейская служба дает пенсионные льготы. И для спортсмена, чья социальная защищенность по окончании активных выступлений на сегодня еще никак не определена, это, бесспорно, очень важно, то есть я считаю, что игрок своей многолетней безупречной службой отечественному спорту эту пенсию заслуживает. Но делать из нас воинов-спортсменов все-таки не надо. А вот кто мы есть, по десятку лет прожив исключительно друг с другом, я и сказать не могу. Жизни научиться времени не было. Так, какие-то полуинфантильные полувоеннослужащие. Некоторые конца карьеры ждут, чуть не сами его приближая, как начала вольной жизни. Будешь так думать после стольких лет запретов на все и вся! И вот вырывается такой аскет поневоле за ворота, к окружающей его действительности абсолютно не приспособленный, и... Сколько вокруг загубленных судеб! Не всем суждено тренерами стать, а что мы знаем-то еще, кроме своего хоккея? Правда, теми методами, что с нами столько лет обращались, мы для прохождения дальнейшей службы вполне овладели: младших по званию надо держать в постоянной зависимости от себя и в страхе, почаще напоминая им, кто они есть и кому всем обязаны. «Душить» всякую неординарность и тем более инициативу снизу. А если не получается, то хотя бы делать вид, что эта инициатива твоя. У нас на поле игровые обязанности для каждого четко и строго расписаны – не дай бог за отведенные тебе границы, увлекшись, выскочить. Но когда-таки выскакиваешь и получается удачно – гол, к примеру, рождается, тренер делает вид, что так и задумано было. Им. Зато, если попробовал что-то новое, примерился, а результата мгновенного не дал, жди разноса. Много интересного рискуешь о себе услышать. А в каких выражениях! Я когда впервые в сборную попал, был просто шокирован той атмосферой унижения и оскорбления игроков, которых сам боготворил. «Не удивляйся, у нас всегда так, – заметив мое изумление, похлопали на первых днях меня по плечу ветераны. – Поиграешь с наше – еще не такое услышишь». Все верно: и поиграл, и услышал, и роман Достоевского несколько раз перечитал, помогало. Но теперь чувствую, что нарыв, как ни пытался прятать его от себя и окружающих, созрел. Когда в человеке его же самого столько лет ежедневно убивают, как тут человеком остаться? Ведь рабов за людей не считают.

– А если снять эти оковы, то бишь погоны?

– Все, что может сделать человек в моем положении, – это подать рапорт на увольнение или изменение места службы. А как, кто, когда и при чьем давлении будет его рассматривать и не кончится ли все в итоге отлучением от хоккея, не поручусь.

– Хоккей армейский, динамовский, профсоюзный... Когда же будет один – профессиональный?

– Для этого нужно, чтобы в стране были не только умелые игроки, но и грамотные функционеры. А то ведь если завтра нам, подобно футболистам, предложат перейти на хозрасчет, мы же попросту обанкротимся. Доход-то команде идет от зрителей, которых нет. Может создаться вообще фантастическая ситуация, когда аренда льда будет стоить дороже сбора от матча! Такие вот у нас перспективы.

Конечно, точка зрения лучшего центрфорварда более чем субъективна, но право на нее он, безусловно, заслужил. Все шире входящее в наш обиход диковинное прежде слово «плюрализм» ведь и предполагает обнародование различных мнений. А в спорте у нас и по сей день господствует, как правило, одно – человек, которому «сверху видно все». Снизу же смотреть и думать не рекомендуется – там живут исполнители «монаршей» воли. Живут по придуманным для них законам, которые по сути есть беззакония. Не во всех, понятно, командах такое творится, но ведь и коллектив армейских хоккеистов нам всегда представляли эталоном во всех отношениях. Или Ларионов все же сгущает краски, и экипаж флагмана гребет в одну сторону не за страх, а за идею? Как знать, на какие компромиссы не пойдешь со своей совестью, когда за бортом – открытое бушующее жизненное море, и ты знать не знаешь, куда вынесет тебя стремительный водоворот событий. И когда вынесет. Ведь у нас в стране система долгосрочных контрактов спортсменов с клубами, принятая во всем мире, до сих пор не практикуется. И правовых гарантий у игроков, стало быть, никаких. В том числе и у армейцев. За строптивость запросто можно попасть куда-нибудь в район Крайнего Севера «для дальнейшего прохождения службы». Так что не стоит загадывать на годы вперед, если не знаешь, где можешь оказаться завтра.

Понятно, что один за всех не ответчик. Но не надейтесь, что многие из этих всех вдруг разговорятся. Жизнь почему-то сплошь и рядом подкидывает обратные примеры. Последний из них – три десятка футболистов московского «Спартака», уставившихся глазами в пол. Идет первое после отпуска собрание команды перед сезоном 1989 года. Игрокам только что объявили, что Константин Бесков их больше тренировать не будет. И директор клуба интересуется, какие на сей счет есть мнения. А мнение одно – молчание. Упорное и равнодушное. Скажешь против Бескова, а он, глядишь, еще вернется, такая глыба, если захочет, просто так себя свалить не даст. В защиту – так его же вроде как сняли. Нет его, понимаете, а значит, и не было. Молчали при нем и теперь в «окопах» отсидимся. Любого, кто бы в душу лезть ни пытался, перемолчим.

Или бесправие не трусость?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.