И вот однажды на монтаже в одном из цехов столкнулся я с любопытной задачей. Требовалось подвесить между двумя корпусами транспортерную галерею. По первоначальному проекту она должна была покоиться на восьми опорах. Три фактора сделали эту задачу проблемой. Первый фактор природный: при окончательной разметке и проверке грунта выяснилось, что есть только две точки, два скальных выхода, на которых можно закладывать фундамент только для двух колонн. Проект вернули на доработку, была рассчитана довольно забавная конструкция для двух опор, заказана в Красноярске. Фактор второй — метеорологический: Енисей стал на две недели раньше предполагаемого срока, и до следующей весны конструкция оказалась вне пределов досягаемости. Фактор третий — тактический, наиболее трудно объяснимый, так что поверьте мне на слово: решение задачи не в недельный срок, а с промедлением хотя бы на сутки приводило, по существу, к полугодовой консервации участка.
Не берусь объяснить, почему никто из строителей не додумался до решения раньше меня. Возможно, на меня не давили их стереотипы, я был более раскован в выборе ракурса. Словом, решение я нашел, и довольно просто: ставится два фундамента, каждый под четыре опоры одновременно, а колонны идут к галерее не вертикально, а как бы лучиками. Повторяю, это очень примитивное объяснение. Сделал прикидочный расчет конструкции, исходя из тех тавров, что в цехе были (наличие металла на стройках — тоже проблема), и, по обыкновению своему, на том успокоился. Дня через два, собираясь в цех, вспомнил, захватил бумажки с собой. Подсунул между делом начальнику «Стальмонтажа». Он посмотрел, проверил на линейке и с тонким юмором — мне: «Вы хотите получить за это конфетку?» «Да нет, — в тон ему отвечаю, — сладкого не ем». «Жаль, — говорит, — что эта идея не пришла вам в голову месяца два назад».
На том и покончили. Тем же вечером, я уже спать лег, слышу по коридору шаги, стук в дверь. Открываю. Входят два парня. Одного, сварщика или монтажника (у него из-под шубы брезентовые штаны виднелись), я не знал. Другого запомнил по отчетно-перевыборному собранию. Удивительно хорошо говорил: коротко, точно, умно. Саша Воронов — член горкома комсомола.
— Юрий Николаевич, можно взглянуть на расчеты, которые вы утром показывали начальнику участка?
Посмотрели.
— Юрий Николаевич, внизу машина. Одевайтесь, поедем. Вас ждут.
— Кто?
— Монтажники. И ребята из нашего КБ...
Не помню, то ли я действительно спать хотел, то ли вздумалось попижониться. «Никуда, — говорю, — не поеду. В час ночи какие могут быть дела?!»
Вижу, у Воронова глаза посветлели. (Потом уж, позже, я понял, почему так кажется: когда он взбешен, кровь приливает к лицу, и по контрасту меняется цвет роговицы.) Мне — негромко, предельно вежливо:
— В таком случае у меня к вам маленькая просьба. Вам не очень трудно будет выйти в коридор к телефону? Позвоните, пожалуйста, в наше КБ и сообщите тем сорока ребятам, которые вас ждут, что вы хотите спать и потому приехать не можете. Я бы и сам позвонил, да ведь мне не поверят. Подумают — разыгрываю...
Ну вы ж понимаете, что после этого мне ничего не оставалось, как влезать в меховые штаны.
В четыре тридцать я подписал последний рабочий чертеж. В начале шестого началась разметка и сварка тавров. Одновременно — укладка фундаментов. И если бы кто-нибудь знал, какими элегантными словами величал я себя за те два дня, в течение которых расчеты валялись в моем столе!
Мне три раза крупно повезло в жизни. Первый раз — когда я блестяще, по всем статьям, провалился на творческом конкурсе в консерваторию и вопреки страстному желанию матери вынужден был идти в инженеры. Второй раз — во время кольцевых мотогонок, когда мой мотоцикл юзанул на вираже, лег на подножку и меня выбросило за обочину, на мерзлую пашню, а не на трассу, где сомкнутым строем шли еще пять или шесть машин. В третий раз — что в тот вечер я оказался дома, а не играл в преферанс с кем-нибудь из приятелей.
Пять суток никто из нас не уходил с промплощадки. Спали вповалку в конторке. Девчонки из столовой приносили в ведрах щи, начальник участка по утрам притаскивал портфель, битком набитый сигаретами из летних своих запасов. Между вахтами дымили голубыми египетскими сигаретами вперемешку с махоркой и, сгрудившись возле «буржуйки», обменивались автобиографиями.
Я помалкивал. А что я мог рассказать? Как в свободное от лекций и тренировок время шлифовал штиблетами Тверской бульвар?
А потом кончался перекур, вываливались по очереди, как в самолетный люк, в клубящуюся паром узкую дверь, задыхаясь, брели гуськом на вспышки сварки. Крепче махорки продирала горло метельная ночь!..
Ровно через пять суток опоры были сданы под монтаж. А еще через день для меня и моих соавторов, для моих новых друзей (черт, как это фальшиво и сентиментально звучит), в малом зале ресторана «Таймыр» был устроен банкет. Говорили, что там был даже «Отборный» коньяк. Не знаю, правда ли. На банкете я не был: позорно проспал. Меня будили, но поднять не смогли...
А теперь вы, журналист, объясните мне, пожалуйста, такую вещь. По каким каналам идут от человека к человеку волны более тонкие, сложные и действенные, чем приказы, передаваемые пресловутой двузначной телекинетической связью? Что заставило этих ребят сделать то, что они сделали?
Нет таких денег, которыми можно было бы хоть в какой-то мере оплатить труд этих пяти дней и ночей.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.