Из-за ранения пришлось вернуться в родной городок – отдохнуть и подлечить ногу. Встретиться с законным супругом и подросшим сыном «поручик Александров» даже и не подумал, поскольку вообще не думал об оставленной им семье. Матушка скончалась, сестры повыходили замуж и разлетелись из родного гнезда, младший братец глядел на старшую сестру, как на чужого человека. Только сильно постаревший отец по-прежнему обожал свою Наденьку и не обращал внимания на происшедшие с ней разительные перемены. И это раздражало, пожалуй, больше всего.

Так что в скором времени Александров вернулся в армию и в составе своего полка – своего истинного родного дома! - участвовал в боях в Польше и Германии. За годы дальнейшей службы к формуляру поручика Александрова было добавлено, что «в Пруссии противу французских войск в сражениях за отличность награжден знаком отличия военного ордена Св. Георгия 5-го класса».

Между тем, несмотря на все предосторожности, в армии стал расползаться слух о необыкновенной женщине-офицере. Сама Дурова писала впоследствии и об этом:

«Все говорят, но никто ничего не знает; все считают возможным, но никто не верит; мне не один уж раз рассказывали собственную мою историю со всеми возможными искажениями: один описывал меня красавицею, другой уродкой, третий старухою, четвертый давал мне гигантский рост и зверскую наружность. Судя по этим описаниям, я могла бы быть уверенною, что никогда ничьи подозрения не остановятся на мне, если б не одно обстоятельство: мне полагалось носить усы, а их нет и, разумеется, не будет… Часто уже смеются мне, говоря: «А что, брат, когда мы дождемся твоих усов? Уж не лапландец ли ты?»

Но возвращаться в прежнее женское состояние Александр Александров не хотел ни за какие блага. Тем не менее, после десяти лет службы – в 1816 году – пришлось все-таки выйти в отставку, скорее всего, по тайной и настоятельной просьбе самого императора. Военные действия закончились, а сам император уже не так тяготел к романтике, как прежде, и желал, прежде всего, порядка и спокойствия. Пришлось подчиниться.

В чине отставного штабс-ротмистра Надежда Андреевна (Александр Александрович) пожила какое-то время в Санкт-Петербурге у дяди-генерала. Но тому быстро прискучило столь экзотическое родство, да и отец в каждом письме заклинал любимую дочь вернуться на родину… Словом, через полгода бывшая амазонка вновь оказалась в Сарапуле, где ее пенсия позволяла жить в относительном достатке. Ходила она постоянно в мужском костюме, курила, коротко стригла волосы, при разговоре закидывала ногу на ногу и упиралась рукой в бок, именовала себя в мужском роде, все письма подписывала фамилией Александров, сердилась, когда обращались к ней, как к женщине, и вообще отличалась, с точки зрения своего времени, большими странностями.

Хотя в Париже тогда уже восходила звезда другой амазонки – Жорж Санд, тоже обожавшей мужские костюмы и трубку. Но, поскольку будущая великая писательница не отрекалась от своего пола и более чем терпимо относилась к противоположному, ее поведение считалось лишь милым чудачеством, не более того.

А вот российская «кавалерист-девица» навсегда забыла женские манеры, женские наряды вызывали у нее лишь эстетические чувства -  не более того. «Я люблю смотреть на дамские наряды, -  признавалась она, - но ни за какие сокровища не надела бы их на себя: мой уланский колет лучше! По крайней мере, он мне более к лицу, а ведь это, говорят, условие хорошего вкуса: одеваться к лицу».

После смерти отца должность городничего перешла к младшему брату Надежды -  Василию Андреевичу, который вскоре был переведен в Елабугу. Дурова поехала с братом, она всегда любила путешествовать, да и Сарапул успел ей надоесть до чрезвычайности. Там, в Елабуге, томясь от скуки и безделья, она и написала свою литературную автобиографию «Кавалерист-девица. Происшествие в России».

Это произведение было бы обречено на безвестность, поскольку автор не испытывал никакого желания их публиковать и вообще предпринимать какие-то действия в этом плане, но… Но ее брат был знаком с Александром Сергеевичем Пушкиным. Их знакомство произошло еще в 1828 году во время путешествия поэта в Арзрум. Через 6 лет Александр Сергеевич получил письмо от старого знакомца, в котором говорилось, что сестра написала воспоминания и желает их издать.

Пушкин с готовностью откликнулся:

«Если автор «Записок» согласится поручить их мне, то с охотой берусь хлопотать об их издании. Если думает он их продать в рукописи, то пусть назначит сам им цену. Если книгопродавцы не согласятся, то, вероятно, я их куплю».

Прочитав «Записки», Пушкин признал за их автором недюжинный литературный талант.

Первая часть «Записок» была опубликована во втором томе журнала «Современник» в 1836 году, что обрадовало и огорчило их автора: под публикацией стояло имя Надежды Дуровой, а вовсе не Александра Александрова. Да и текст был существенно сокращен, поскольку Пушкину довольно бесцеремонно убрал из него все «патетические красивости». Но и в таком виде «Записки» имели среди читающей публики оглушительный успех: вторая часть, опубликованная в том же году, тоже была принята с восторгом. В основном, правда, за счет личности самого автора.

Пушкин тоже глубоко заинтересовался личностью Дуровой, писал о ней хвалебные, восторженные отзывы на страницах своего журнала и побуждал к писательской деятельности. А при личной встрече и вовсе произошел курьез. Александр Сергеевич крайне любезно принял необычную гостью (точнее, если судить по платью – гостя), похвалил ее талант, наговорил массу комплиментов и любезностей и даже поцеловал руку. Дурова от неожиданности вспыхнула, отшатнулась и воскликнула:

-Ах, Боже мой, я так давно отвык от этого!

Успех «Записок» подтолкнул Дурову к серьезному занятию писательской деятельностью. Она начала писать повести и романы, посвященные преимущественно раскрепощению женщины и преодолению разницы между общественным статусом женщины и мужчины. В скором времени вышло собрание сочинений «кавалерист-девицы» в четырех томах.

Все они в своё время читались, вызывали даже хвалебные отзывы со стороны критиков. Особенно любопытен отклик Белинского:

«В 1836 году появился в «Современнике» отрывок из записок девицы-кавалериста. Не говоря уже о странности такого явления, литературное достоинство этих записок было так высоко, что некоторые приняли их за мистификацию со стороны Пушкина».

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.