Рассказ
Вы слышали, как гудят пароходы ночью? Засыпаешь, вдруг за садами, далеко под берегом затрубит... Хрипло, печально. Заколотится сердце, и во сне видишь солнечную воду и какие-то голубые берега, которых нет и есть... Так я жил и слушал Волгу. Из школы без особой печали приносил тройки. После уроков удирали мы с Толькой на берег, где покачивались потрясающе красивые — мечта жизни — недоступные моторные лодки, где пахло мазутом и горячим песком, где с ослизлых бревен мы забрасывали свои удочки и закуривали папиросу, одну на двоих, да еще Витька-Католик выпрашивал докурить. Купались до синего озноба, пока солнце не начинало валиться за город и над лиловыми домами, трубами, трамваями не повисала оранжевая пыль.
В восьмом классе мне не повезло: никак не мог побороть уравнения с двумя неизвестными, получил переэкзаменовку на осень и летом пошел работать на кожзавод. А потом мой дядя помог устроиться на теплоход «Армавир» мотористом.
В машинном отделении я орудовал масленкой, смазывал двигатели, переводил реверс, чистил насосы. Ходили рейсами из Ростова в Куйбышев с зерном и рудостойкой. Зиму стояли на ремонте в Горьковском затоне, а весной по ледяной, разливной воде побежали вниз, в первый рейс.
Проходили мимо Саратова. Вылез я из ухающего жаркого машинного отделения. Уже уплывала назад наша слободка, нефтяные баки, плоты, рыбаки со своими «пауками». И так захотелось мне разглядеть наш домик!
Сколько ни впивался глазами, не разглядел. После смены лег я на свою койку в каюте, заснул и увидел наш двор... Мать белье развешивает, а Толька налаживает мои удочки. Через неделю, как пошли снова вверх к Саратову, скучно мне стало и грустно. Прямо тоска. Постучался я к стармеху в каюту и говорю:
— Иван Никанорыч, разрешите мне на три дня домой? — И кашлянул. — Заболел я вроде.
— Электромотор надо разбирать, а ты — домой, — отвечает стармех. — Иль, может, тебя девчонка ждет?
— Нет, простуда.
— Бывает и простуда, — ответил Иван Никанорыч. — У меня завсегда в груди ломит, когда мимо моих Быковых хуторов идем. А рыбалка сейчас хороша, по большой воде... На луговой стороне, где деревья затопленные. Что ж, давай, почти год проработал. Ходатайствую за тебя. Смотри, водки много не пей: коллектив наш передовой. Обратно пойдем, возьмем тебя.
Я побежал собираться. Девчонки, конечно, у меня никакой нет. Просто одной знакомой, Ирке, писал я письма, шесть штук. А она мне одно.
Собрал я рюкзак. На рассвете подошли к городу. Капитан вызвал диспетчерский катер. Через полчаса ступил я на родной берег.
Вышел я на нашу Чернышевскую улицу, вдоль Волги. Солнце встало с верховья. Все спало. Пахло сиренью. Протопал я кварталов десять: мимо фабрики бывшей Шмидта, мимо хлебозавода, спортивного городка и вышел к нашей слободке. Домики-то какие маленькие!
Тополиными клейкими листьями пахнет. Сирень через заборы ломится. На левой стороне синий домик в три окна — там Ирка живет. Над крышей у них скворечник, около него скворцы с воробьями дерутся. А вот и наши ворота на улицу наклонились. Калитка тяжелая, сильно хлопает. Я калитку осторожно открыл за мокрую ручку и прикрыл тихо, чтоб не бухнула. За калиткой дерево с розовыми иголками. Никто у нас во дворе не знает, какое это дерево. В глубине наш домик. По нему уже хмель пошел. Палисадник низенький — перешагнуть можно. Акация выше дома. На крыше антенна телевизора усы выставила. На эти усы соседские голуби садятся. Я не стал сразу стучать, а пошел по двору. Все, как было, только как будто уменьшилось и вросло в землю. Соседская дверь с оборванной клеенкой. Загородка для кроликов. Дощатый душ. А вот дверь Толькиной квартиры. На ней написано красной краской: «Это и твой дом, Фидель!»
Вернулся я к нашему крыльцу, постучал. Шаги в сенях. И мама испуганным голосом спрашивает:
— Кто здесь?
— Это я.
Мама ойкнула, стукнул крючок. И, босая, в одной рубашке, схватила меня теплыми руками.
— Это я в отпуск, — говорю я. У мамы щеки мокрые.
— Похудел, похудел, — шепчет она, рюкзак у меня берет, и смеется, и опять плачет.
Какой низкий потолок у нас! Пахнет тестом, молоком и как будто пеленками?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Репортаж из кабины дорожного лайнера