В самом деле, была ли альтернатива получить «фордзоны», не разоряя Эрмитажа? Была, и не одна.
На проходившем в те же годы в Ленинграде пушном аукционе американская фирма заключила с Внешторгом договор о поставке пушнины на десять миллионов долларов, что мы очень скоро и без ущерба национальному достоянию выполнили.
Но, допустим, Сталин считал приличнее решить валютную проблему с помощью изящных искусств. В таком случае не мог он не быть осведомлен, что также нуждавшейся в валюте Германии в то же самое время предложили пополнить казну с помощью культурного достояния, однако не в ущерб ему: консорциум крупнейших антикваров в Париже предоставлял Германии возможность получить миллиард франков под залог некоторых картин из музеев Берлина, Дрездена, Мюнхена, Кельна. Картины всего лишь должны быть перевезены во Францию, выставлены в специальном помещении, а по выплате долга возвращены обратно...
Зная все это, можно ли было решиться на разгром величайшего музея мира в своей собственной стране?! Но тогда придется поставить и второй вопрос: мог ли иначе поступить человек, обезглавивший свою собственную армию накануне войны, неизбежность которой ясна была каждому?..
От таких вопросов и ответов на них никуда не денешься. Но не сомневаюсь, что и после этого поучительного экскурса в историю и несмотря на логику очевидного, будут читатели, которые подумают: «А стоит ли лягать мертвого льва?» Но весь вопрос, однако, в том: а был ли лев?.. С этой легендой пора бы покончить навсегда. Неужели, зная сегодня даже далеко не все, содеянное Сталиным, можно сомневаться, что если это и был лев, то уже отведавший человечины? Иначе не объяснишь полное пренебрежение ко всему, что имеет человеческую и духовную ценность. Не объяснишь иначе и маниакальные склонности доводить до абсурда все без исключения — и сплошную коллективизацию, и «реконструкцию» культуры. Как бы кто ни хотел повернуть дело иначе, львиная доля вины за разгром Эрмитажа — на нем, ибо при той структуре власти и той политике, которую вел Сталин, он был единственным, кто мог это дозволить. И если доводить логическую цепочку до конца, нужно будет признать: жертвами сталинизма стали не только миллионы человеческих жизней и судеб, но и поруганные, разрушенные и выброшенные за пределы страны памятники нашей культуры.
Но покончим со Сталиным — дальнейшая судьба нашего культурного наследия требует внимания и сегодня. И хотя трагедия кончилась — будем надеяться, навсегда, — драмы нет-нет, но разыгрываются на многострадальной сцене нашей культуры. Масштаб не тот, но все же, все же...
В конце 50-х годов из Третьяковской галереи — в дар парижскому театру «Комеди Франсез» — ушел один из лучших окских пейзажей Поленова. Кто знал, поахали-поохали, пресса, занятая сверх головы проблемой кукурузы, такому «пустяку» внимания, конечно, не уделила. Как, впрочем, и другому факту, имевшему место в 1973 году.
На переговоры по поводу соглашения об обмене минеральными удобрениями в Москву приехал американский промышленник. Между делами он был приглашен на встречу с тогдашним министром культуры Е. А. Фурцевой. — У меня есть для вас сюрприз, — сказала министр. — Мы узнали, что в вашей коллекции нет картин Казимира Малевича. Мы выбрали картину, которую сотрудники Третьяковской галереи считают одной из лучших работ периода супрематизма, и Советское правительство просит принять ее в дар.
Так вспоминает этот монолог один из участников достопамятного события. Вспомним и мы, что ему предшествовало.
А сначала вопрос стоял так: где взять Малевича? Конечно же, в Русском музее, который обладает великолепной коллекцией этого выдающегося мастера русского авангарда. И в Ленинград последовал звонок из Министерства культуры СССР, еще точнее — из Управления изобразительным искусством и охраны памятников (заметим — «охраны»!) — прислать в Москву картину Малевича. Директор Русского музея Василий Алексеевич Пушкарев категорически отказал.
— Тогда будет приказ! — сказало Управление.
— Приказ будет выполнять другой директор! — ответил Пушкарев.
Отпор был решительным, и приказа не последовало. Но Пушкареву этого не забыли — напомнят в свое время. А пока более сговорчивым оказалось руководство Третьяковской галереи: «Супрематическая архитектоника», 1914 г. (инв. № 11968), оставив в собственности Третьяковки рентгенограмму картины и один негатив, навсегда покинула галерею. Приказ о проведении этой акции подписал заместитель министра культуры СССР В. И. Попов.
В 1975 году в Англии, у частного лица, обнаруживаются важные для нас архивные документы. Где взять валюту? Вечный этот для Министерства культуры вопрос опять-таки решает Малевич: правда, действуют от его имени другие. Как — это тоже интересно.
В Ленинград звонит начальник того же Управления. А. Г. Халтурин и говорит, что министерству «для сравнения и атрибуционных изысканий» необходимы две лучшие картины Малевича. Ну если для атрибуции и сравнения, думает Пушкарев, придется послать. Однако, как он сам заметил, на всякого мудреца довольно простоты, и послал в Москву две, но совсем не лучшие картины Малевича. А между тем карточки на действительно лучшие работы художника Пушкарев изымает из инвентарной картотеки, а сами картины переселяет в особую комнату, на двери которой вешает амбарный замок и табличку «Ход на чердак».
Как и следовало ожидать, присланные в Москву картины министерство не удовлетворили. Потому, заподозрив «умысел», Халтурин посылает в Русский музей комиссию из трех человек с наказом самим отобрать лучшее из имеющегося. Комиссия работает добросовестно, тщательно обследует фонды, но, естественно, не обратив внимания на обшарпанную дверь с амбарным замком и табличкой «Ход на чердак», не находит ничего лучше присланного. Правда, вспоминает Пушкарев, председатель комиссии, уезжая, многозначительно улыбнулась...
Директора Русского музея не удалось взять ни на испуг, ни измором, однако эта история не прошла ему даром: защитив Малевича от рук министерства и сохранив картины в галерее, из Русского музея Пушкареву в конечном счете пришлось уйти.
Что же касается лучшей работы Малевича, министерство и на этот раз отыскало ее в Третьяковской галерее. Там отстаивать сокровища оказалось некому: по приказу, подписанному очередным заместителем, картина «Динамический супрематизм», 1916 г. (инв. № 11967) ушла в Англию, в частную коллекцию...
Но и здесь не можем поставить мы точку, чтобы завершить горькую нашу хронику, — она продолжается, все более приближаясь к дням нынешним.
В начале этого года закупочной комиссии Министерства культуры «приглянулся» старинный столовый сервиз, вывезенный, кстати сказать, в те самые годы из России. Что ж, пора бы начать и выкупать — грехи-то хоть и давние, а не чужие. К тому же владелец изъявил желание продать. Где взять валюту? — главный и, похоже, нескончаемый вопрос в этом ведомстве. Спросить, правда, хочется: куда уходит та, каковую в количествах весьма изрядных поставляют ему Госконцерт, балет и пр.?.. «Не дает ответа!» Но ближе к делу: где взять? Малевич изрядно поредел, до Кандинского руки пока вроде бы не дошли, в частных коллекциях так просто не возьмешь — времена не те; а вот есть у нас Родченко, хоть и не из самых первых, а любой западный музей приобрести не откажется... Понятно, не отказался и владелец старинного русского сервиза. На том и порешили: поменять, что тотчас же, без волокиты, и свершилось — такие дела делать надо быстро и, как памятники сносить, тишком. И то сказать: много развелось нынче защитников. На той же комиссии, из задних, правда, рядов вопросец был задан прямо-таки «провокационный»:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
3 апреля 1920 года родился Юрий Маркович Нагибин
Повесть. Продолжение. Начало в №№ 17, 18.