Город с характером

Ее не спрятали под стекло, не оградили, подобно другим экспонатам, туго натянутым шнуром или предупреждающей надписью. К ней можно подойти совсем близко, можно даже осторожно коснуться кончиками пальцев. Обыкновенная солдатская каска, заржавленная, пробитая пулей, беззащитно лежащая на маленьком с инвентарной биркой заводского музея мраморном столике за сорок лет и восемь тысяч километров от раскаленного сталинградского окопа, когда-то оплавившего ее края...

Весной 1941 г. окончил девять классов. Мои родители работали на судостроительном заводе. Семья была большая, и отец договорился в кадрах, чтобы летом мне разрешили поработать на судосборке... Учиться в десятом мне не пришлось. Началась война. После работы мы, молодые судосборщики, овладевали военным делом по обязательной программе, а в начале декабря сорок первого меня призвали... Воевал на Северо-Западном, Донском фронте, двести дней сражался под Сталинградом, День Победы встретил в Берлине... В начале августа 45-го в составе войск 1-го Дальневосточного фронта сражался с японцами под Муданьцзяном и Мулином... После демобилизации вернулся на Амурский судостроительный. Работал на сборке и учился в судостроительном техникуме... Участвовал в создании практически всех послевоенных судов коммерческого типа и серии ледокольных судов типа «Амгуема»...»

Из автобиографии Андрея Шилова, судосборщика

Нет, сам он никогда не писал собственной биографии так подробно. Это уже автор этих строк через несколько часов после беседы, решительно трепанируя содержимое своего репортерского блокнота, выдернет из контекста и состыкует многоточиями все то, что станет содержанием предыдущего абзаца. Формально – абзаца очерка, по сути, вместит в себя шесть десятилетий жизни Андрея Шилова, судосборщика.

Сам о себе, когда того требуют обстоятельства, он пишет гораздо короче и проще: «...Родился в городе Курске в 1923 году. В 34-м вместе с родителями уехал на Дальний Восток, в город Комсомольск-на-Амуре. Учился, воевал, работал...»

Да разве обо всем напишешь? Разве достанет слов, чтобы рассказать хотя бы о том первом дне, 16 мая 1941 года, когда отец впервые привел его на сборку – нет, уже не в качестве школяра-экскурсанта, а на законном основании, в качестве ученика клепальщика – и, познакомив Андрея с молодым, года на три-четыре старше его самого парнем, сказал: «Это Топоров, Иван Иванович, твой мастер. Учись...»

И Топоров Иван Иваныч, мастер, весело зыркнув на ученика, менторским тоном профессионала изрек: «Смотри пока издаля. После обеда сам «постучишь». И пошел, пошел «стучать» легко и красиво. Тяжелый пневматический молот «девятисотка», подвешенный на ваге, послушно и строго следовал каждому движению его рук, размеренно отбивал такт за тактом, старательно учащая дробь ударов к концу, а отбив завершающий перестук, умолкал ровно настолько, сколько нужно было, чтобы в очередной раз мастеру весело зыркнуть на Андрея: «Смекай, паря...»

Первый день и еще сто восемьдесят до того самого декабрьского дня сорок первого, когда по перрону городского вокзала прокатилась резкая, как удар пневматического молота, команда: «По вагонам!» Команда, на долгие-долгие четыре года определившая всю дальнейшую судьбу судосборщика Шилова. Первый день и еще сто восемьдесят. Много это или мало? Другой бы уже никогда и не вспомнил бы того первого дня, ибо с каждым оборотом колеса декабрьского эшелона все дальше и дальше в необратимое прошлое уходил этот день, все ближе и ближе подступали те, другие, захлестывающие пороховым угаром, обжигающие тело и душу, начисто вытесняющие даже из самой совершенной и цепкой памяти все, что хранилось в ней до них.

А вот он помнил. Помнил и тогда, на Северо-Западном, когда озверевшие «мессеры» в упор расстреливали их колонну, движущуюся пешим строем от станции Крестцы к линии фронта; и тогда, летом сорок второго, когда в составе 47-го гвардейского минометного полка в районе хутора Вертячий прикрывал переправу наших войск за Дон; помнил и после, в февральском Сталинграде, когда сам, выживший, схоронивший всех своих товарищей из декабрьского эшелона, получал первую свою ратную награду – орден Красной Звезды.

– Ну как там они? Как мама, отец, меньшие братья? Как завод?..

А завод жил. Поставленный войной в жесточайшие условия, оказавшись, по существу, единственным действующим заводом в стране, занятым крупным судостроением, оторванный от баз материального снабжения и комплектации, завод жил, работал, боролся с врагом. Так же как и в первые трудные годы закладки города, в годы военных испытаний комсомольчанам помогала вся страна. «Гребные полногабаритные винты, отлитые на Балтийском заводе в Ленинграде, срочно потребовавшиеся для Комсомольска, были вывезены сквозь кольцо блокады моряками Балтийского флота...»

«...Заготовки для валопроводов лежали в пролете механического цеха завода «Баррикады» в Сталинграде под обломками перекрытий и кровли. Моряки Волжской флотилии сумели их вытащить из-под развалин, погрузить на баржи и переправить через Казань заводу «Уралмаш» на обработку. Уральцам пришлось специально удлинить на 12 метров нагревательную печь для термообработки валов, в срочном порядке обработать валы и отгрузить их в Комсомольск». Сколько труда, невероятных усилий, лишений, быть может, жизней стоит за этими короткими, скупыми строчками из сообщений газет тех дней...

Но заводчане и сами не сидели сложа руки. До зарезу нужно было фасонное литье, прежде поставляемое заводу из Ленинграда и Николаева. Технология фасонного литья – процесс сложный, чрезвычайно трудоемкий, требующий большого мастерства специалистов-литейщиков. И амурские корабелы не подвели. В кратчайший срок на заводе была освоена технология фасонного литья. Форштевни, ахтерштевни, звездочки якорной цепи пошли полным ходом.

...Указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 апреля 1945 года гвардии старший лейтенант Шилов А. М. «за отвагу и мужество, проявленные при форсировании Вислы», был награжден своим четвертым боевым орденом, орденом Красного Знамени.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 апреля 1945 года завод «за успешное выполнение заданий Государственного комитета по строительству кораблей и за проявленную техническую инициативу а освоении новых изделий» был награжден орденом Трудового Красного Знамени.

...Он вернулся в свой город в октябре сорок пятого, имея четыре боевых ордена, четыре фронтовых ранения, четыре года войны за плечами и всего сто восемьдесят дней трудового стажа на заводе в качестве ученика клепальщика.

Он вернулся на судосборку, в тот же цех, из которого ушел тогда, в декабре. Боевой офицер, он вернулся, чтобы начать все сначала, сызнова, с первого дня, с должности... ученика судосварщика.

И он учился. Учился варить пятнадцатимиллиметровые листы стали, стыковать их многотонные громадины, заплавлять разделанные швы быстрой и умной дугой, вытеснившей в судосборке довоенную клепку. Учился строить корабли.

В начале пятидесятых совершенствовалась электросварочная техника, приемы сварки. Стали применять более качественные электроды, сварочные автоматы и полуавтоматы. Осваивали точечную сварку, автоматическую газовую сварку. Пришли новые, точные, совершенные машины. Знаний, схваченных на лету, на краткосрочных курсах, стало явно недоставать. И Андрей Шилов учился. Учился сопромату и металловедению, теоремам Верещагина и правилам Лопиталя, в свои двадцать девять поступив на первый курс техникума...

Он научился их строить: самоходные паровые шаланды, аварийно-спасательные понтоны, речные железнодорожные паромы, морские грузопассажирские теплоходы и суда ледокольной серии типа «Амгуема»...