Когда они впервые встретились, они думали о разном. Генерал Ягут фон Хеллерау думал о солдате. Петр Стеценко думал о там, как бы удрать.

Генерал сидел за столам. Петр стоял перед столом. Руки Петра были связаны за спиной, а руки генерала выстукивали по столу мерную дробь.

- Повесить! - сказал генерал.

Ефрейтор ландвера Франц Винилер, который привел Петра из сарая в генеральскую канцелярию, моргнул, поправил очки и ответил срывающимся голосом:

- Слушаю, эксцелленц...

Это было на Украине в 1918 году. Генерал Ягут фон Хеллерау был тогда еще не стар. Петр Стеценко был еще молод. Он служил путевым обходчиком на железной дороге, и его арестовали по обвинению «в организации крушения воинского эшелона германской армии». Единственным доказательством была старая гайка, которую нашли в сторожке у Стеценко.

Германский военный суд должен был выяснить, виновен путевой обходчик или неповинен. Но пока генерал собирался отправить «русского бандита» в суд, из Киева пришло известие об убийстве Эйхгорна, и генерал решил не медлить. Он просто приказал повесить Петра Стеценко и выставить его труп на площади местечка на устрашение мирному населению.

Генерал Ягут фон Хеллерау ни на секунду не сомневался в том, что «мирное население надо просто запугивать». Это относилось к любому мирному населению, где бы оно ни жило: в Бельгии, в Сербии или на Украине. Генерал верил во всемогущество германской военной системы. Он не знал жалости - не потому, что он был от рождения злым человеком, а потому, что жалости нет места в германской военной системе. Некто «А» командует - некто «Б» исполняет приказания.

Все остальное является объектам нападения и должно страдать. Население должно страдать. Если население оказывает сопротивление, оно должно быть уничтожено.

Все, что оказывает сопротивление, должно быть уничтожено: будь это человек или бревно. Таков закон войны.

Под Верденом генерал Ягут фон Хеллерау выпустил четыре тысячи тонн металла по неприятельским позициям в течение одних суток. По его приказанию в течение тех же суток было брошено в бой и погибло десять тысяч человек. С тех пор все звуки вокруг генерала слились в сплошной артиллерийский гул, из которого вырывались человеческие голоса, произносившие его имя. Это была слава. Это была война.

Но здесь, на Украине, в 1918 году генерал столкнулся со страшным фактом: солдаты начали думать.

Срывающийся голос ефрейтора Франца Винклера действовал на генерала гораздо сильнее, чем сотни крушений воинских эшелонов. Винклер устал. Ему надоело атаковать, стрелять и убивать. «Б» с трудом выполняло приказания «А». Система рушилась. Война кончилась.

Петр Стеценко был еще совсем молодой человек. Он не знал принципов германской военной системы. Он не знал, что отец генерала, тоже генерал, погиб в победоносном сражении при Гравелотте. Он не знал, что дед генерала, тоже генерал, погиб в победоносном сражении при Лейпциге. Он никогда не видел родового имения генерала фон Хеллерау, расположенного в Восточной Пруссии, имения, в котором все работы исполнялись за гроши руками польских батраков. Он не видел матери генерала, престарелой фрау Минны, женщины с сухим лицом и ледяными голубыми глазами. Он не видел полутемного готического зала родового генеральского имения, в котором под портретами Бисмарка, Мольтке, Фридриха Второго и магистра Тевтонского ордена Гильдебранда фон Хеллерау хранилась родословная генерала, восходившая к XIV веку.

Петр Стеценко не видел породистых собак генерала, не видел его фамильной конюшни, не видел ни охотничьих трофеев, ни сытых коров, ни витрины с орденами его предков. Петр Стеценко не знал, что все предки генерала были похожи на самого генерала - те же каменные лица, те же кирпично - красные затылки без впадины, тот же розовый цвет лица и тот же орден, пристегнутый где - то возле живота. Поглядев на все эти фамильные черты рода фон Хеллерау, Петр решил, что отвечать на вопросы он не будет и нынче же ночью постарается убежать. Поэтому он ничуть не смутился, узнав, что его приказали повесить. Ночью он бежал, отобрав оружие и каску у ефрейтора ландвера Франца Винклера.

Ефрейтор не очень храбро сопротивлялся. Ему надоело стоять на карауле, исполнять приказания и тащить мирное население на виселицы. Ефрейтору больше всего хотелось вернуться в родной город Крепелин и беседовать с друзьями за кружкой пива. На следующее утро генералу доложили о побеге арестованного. Генерал побарабанил пальцами по столу.

- Солдаты, - сказал он задумчиво, - солдаты начали думать... Солдаты германской армии пишут домой слезливые письма... Если бы на войне можно было обойтись без пехотинцев, которые берут с собой в эшелон фотографии жен и детей, война была бы выиграна, но уже поздно, слишком поздно... Солдаты стали разговаривать с завоеванным населением. Боже мой, если бы можно было воевать без людей!...

- Осмелюсь обратиться, эксцелленц, - вмешался адъютант, - какие будут приказания?

- Приказания? Расстрелять ефрейтора Франца Винклера перед строем, - сухо сказал генерал, - и доложить мне...

Ефрейтор Винклер был расстрелян, но война все же была проиграна. Наступили черные дни. Генерал вынужден был надеть штатское платье. Его видели в зеленой охотничьей куртке и в фетровой шляпе с перышком на борту океанского парохода, который увозил его из Гамбурга в Южную Америку. В Германии генералу нечего было делать. Германия стала страной штатских людей, страной негритянских джазов и еврейских журналистов - та Германия, которая славилась некогда мечами, пушками и отсутствием жалости! Генерал сердито заявил на пароходе одному из «грязных газетных писак»:

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.