Её взгляд нисколько не изменился, в её глазах не промелькнуло и тени теплоты, но мне показалось, что она смотрит на меня с жалостью и сочувствием. Эта женщина внушала мне страх. Словно ледяным дыханием, пахнуло от неё на моего мальчика.
Что прорвало плотину, преграждавшую путь потоку слов, камнем давивших её долгое время?
Может быть, это сделала любовь, сверкнувшая в моих глазах, когда она спросила о моём ребёнке.
Чем я убедила её в том, что и мне понятна безграничная радость и глубокая печаль матери, вырастившей сына в эти страшные годы?
Может быть, улыбкой, промелькнувшей на моём лице, когда она напомнила мне о моём любимом мальчике.
- Пойдёмте, - сказала она.
Я вошла в дом следом за ней. Здесь пахло затхлостью, как на заброшенном чердаке. На всём окружавшем меня лежал тот же отпечаток запущенности.
Комната, в которой жили старики, хранила воспоминания об их сыне.
Всё, начиная с одноглазого игрушечного медвежонка, лежащего возле зеркала на старомодном буфете, и кончая велосипедом, прислонённым к стене, говорило о нём. На стене висели детские рисунки. На одном из них был неплохо изображён мальчишка в шапочке с помпоном, летящий на санках с горы, на другом - осенняя астра. В углу валялась бита для игры в бейсбол, боксёрские перчатки, покрышка футбольного мяча и трёхколёсный сломанный велосипед. Экспонаты этого трагического музея рождали страшное ощущение.
Женщина достала семейный альбом и принялась перелистывать его своими худыми, иссохшими пальцами.
На её лице не было той ласковой и печальной улыбки, с какой обычно вспоминают о навсегда ушедших дорогих людях и о счастливом прошлом, связанном с ними. Женщина не улыбалась. Альбом не пробуждал в ней ни радости, ни печали, ни светлых воспоминаний.
- Это Джим, - сказала она.
Передо мной была фотография здоровой, энергичной женщины лет сорока с ребёнком на руках. Лицо её сияло гордостью.
Я взглянула на мою собеседницу. Энергичная, здоровая женщина на фотографии и измождённая старуха, сидящая рядом со мной, не имели между собой ничего общего.
- Когда он родился, мне было сорок два года, а мужу - пятьдесят. Мы уже и не надеялись, что у нас будет ребёнок. Он появился у нас, как чудо.
Бесчисленные снимки - маленький Джим на четвереньках, первые шаги Джима, Джим, неуверенно стоящий возле стула, мать учит сына ходить, отец учит сына ходить... - все эти фотографии говорили о той гордости и радости, которую внёс с собой ребёнок в этот дом. Женщина перевернула ещё одну страницу.
- И это Джим, - сказала она.
На фотографии был снят подросток, только что окончивший среднюю школу. Открытое, умное лицо, весёлая улыбка, широко раскрытые глаза, взгляд юноши, преисполненного любви и восхищения к окружающему его миру.
- Он был лучшим учеником, - сказала мать. - Лучшим во всей школе.
Потом она стала показывать мне другие фотографии.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
О романе Гарегина Севунца