Не продолжаю далее, потому что предвижу извечный вопрос посетителя выставок такого рода: а где все это можно увидеть в натуре? И вот здесь мы подошли к тому, чем, быть может, следовало предварить разговор о «Строгановке».
В учебных заведениях самого различного профиля — от машиностроительного института до консерватории — процесс обучения строится по академическому заданию. В МВХПУ — на реальных заказах предприятий. Что же получается в конечном счете? Картина, прямо скажем, оптимистическая: семьдесят процентов этих заказов, «обкатываясь», так сказать, в аудиториях и мастерских института и становясь затем дипломными проектами, внедряются в производство. Цифра и факт более чем внушительны, а в самом этом необычном подходе к учебному процессу заложена уникальность профессии дизайнера. Думаю также, что это и редкий пример, когда, приходя на производство, выпускник института не должен учиться заново.
«Приходя на производство...» Да, в нашем разговоре намечается новая тема, в которой оснований для оптимизма весьма, впрочем, маловато. Хотя поначалу все выглядит вполне благополучно: МВХПУ выпускает пятьдесят дизайнеров в год, заявок приходит более двухсот пятидесяти; спрос, как видите, превышает предложение — дизайнеры нужны всюду, и строгановцы, понятно, нарасхват. Непонятно другое.
Как это ни парадоксально, но в стране лишь считанные единицы предприятий, где дизайнер может заниматься своим прямым делом — художественным конструированием. Впрочем, и это, оказывается, только полфакта, потому что еще меньше предприятий, где эта должность вообще предусмотрена штатным расписанием. Но дизайнера все же приглашают, оформляя его инженером, старшим специалистом, консультантом и... что там еще можно придумать.
Но почему, собственно, художник должен именоваться как-то иначе, если у него есть моральное право на свой прямой статус, право, приобретенное образованием и профессиональной принадлежностью? Обидно? Конечно. Но дело, как показывает практика, не только в моральном ущербе: ложное положение приносит и другие горькие плоды. Всякий художник, достигший высокого уровня профессионального мастерства, естественно, становится членом своего творческого союза. Надо ли говорить, что каждый художник столь же естественно к этому стремится? Что же получается с художником-дизайнером, который числится инженером? Да будь ты первоклассным мастером, автором многих работ, внедренных в производство и высоко оцененных специалистами, дизайнеру, именуемому инженером, путь в Союз художников заказан.
Не думаю, что много найдется среди молодых специалистов таких, кто на ложное это положение сможет махнуть рукой: мол, без союза проживем, а, как ни называйся, главное — делать свою работу. Но вот делать эту самую «свою работу» приходится, увы, далеко не каждому. Чем же чаще всего вынужден заниматься дизайнер на производстве?
Хотелось бы здесь нарушить некую безыменность нашего разговора и назвать недавнего выпускника-строгановца, кстати сказать, одного из тех, кто создавал соответствующий облик уренгойской «Белоснежки». Но поскольку он разделил участь многих своих коллег, думаю, вполне достаточно будет адреса — по распределению попал этот выпускник на завод керамических изделий в Московской области.
Именно здесь молодому специалисту обещали, нет, гарантировали, что заниматься он будет своим прямым делом — разработкой орнаментов и рисунков для нанесения на кафельные плитки и блоки. Совсем неплохо, если учесть масштабы и новые требования строительства; к тому же у молодого специалиста были идеи, заветные идеи. Так вот, первым его «заданием» было писать лозунги и конструировать плакаты типа «Не стой под стрелой!». Дело, конечно, нужное, и если нужно... человек с высшим художественным образованием и квалификацией строгановца сделает это отлично. Так и было, время шло, а когда работа была, наконец, закончена, дизайнер опять-таки в простое не оказался — получил новую, еще более ответственную: писать... номера на вагонах. В общем, работенки молодому специалисту хватало. Через несколько месяцев он так втянулся, что стал забывать, чему учили его в институте... Знаю, работает теперь в издательствах по договорам, оформляет книги, ведь дизайнер, он на все, как говорится, руки.
А что же завод керамических изделий? Нарушился производственный цикл или план не тянет? Да нет, завод продолжает выпускать унылую плитку с давно засохшими купеческими лютиками; берут — другой-то нет... А вот и еще завод, где дизайнер занимается «конструированием» транспарантов. Этот завод выпускает отличные, да, да, отличные — с точки зрения техники — станки, но внешний вид оставляет, так сказать, желать... Еще пример? Извольте. Завод осветительной арматуры, тоже использующий своего дизайнера «по линии плаката и объявления», продолжает заполнять магазины торшерами, к которым так и хочется припечатать: «дизайн Собакевича».
Стоит ли добавлять? Странная получается картина: в стенах института дизайнер занимается дизайном — он конструирует вещи, и они внедряются в производство; во его знания и мастерство тоже находят благодарное применение — Уренгой, с которого мы начали. (Кстати, прикинув объем сделанного, сроки, расценки, мы выяснили, что, будь эта работа заказана комбинату Художественного фонда, уренгойцы получили бы свою «Белоснежку» не через два месяца, а через три года и обошлась бы она им в десять раз дороже. Но это только кстати.) А потом с дизайнерами происходит вот что.
Через два-три года из пятидесяти ежегодно выпускаемых МВХПУ дизайнеров хорошо, если десять — двенадцать, остаются работать по прямой своей специальности. Среди них мы не числим, конечно, тех, кто попал в специальные художественно-конструкторские бюро (таких бюро значительно меньше, чем сегодня требуется), не считаем и тех, кому посчастливилось работать на крупных предприятиях, где есть бюро художественного конструирования, — таких по пальцам перечесть. А остальные, которым приходится трудиться «на ниве транспаранта»? Нет, без работы они, конечно, не останутся: дизайнер умеет все. И это, кажется, понимают все.
Но остаются вопросы, от которых никуда не денешься.
Нужно ли дизайнеру «придумывать» должность? До каких пор будет он жить под чужим именем? Кто защитит, наконец, право дизайнера на самостоятельность? На ту самую самостоятельность, которая нужна (да что там нужна — необходима!) сегодня каждому предприятию и производству?..
Автор должен сознаться, что не может ответить на эти вопросы. Но автор слышал (да! да! журналисту приходится писать «слышал», более того: «слышал, что ходят слухи...»), так вот, ходят слухи, что будто бы кто-то слышал, что, может, будет создан самостоятельный творческий союз дизайнеров...
Но это, повторяю, слухи, в которые, правда, очень хотелось бы верить. Не знаю, впрочем, решит ли это все проблемы дизайнеров. Возможно, есть и другие пути — не такие сложные.
Может быть, для начала хозяйственным руководителям достаточно признать, что дизайнер способен сегодня решить массу проблем, стоящих перед производством?..
Есть ли положительные тому примеры? Процитирую фразу, которая, уверен, должна расставить все точки над «i»: «Когда предлагают варианты эскизов, я беру тот, который рекомендуют сами дизайнеры, а не тот, который нравится мне».
Говорил это генеральный авиаконструктор Олег Константинович Антонов. Добавим к его словам то, что знают все: самолеты этого конструкторского бюро не только отлично летают, ими любуются.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.