Экипаж

Учиться быть по сажиновски дисциплинированным, равняться на героя в своих делах, стремиться превзойти военные науки, в кратчайший срок — задача экипажа. Пусть не сейчас, не завтра, когда-нибудь, но может случиться, что жизнь поставит Тадаса и его товарищей в обстоятельства, когда им понадобятся вся их выдержка, умение, мужество. Вот тогда и покажет себя гвардейский дух, наследственная сажиновская твердость.

Их в экипаже трое: командир Яселёнис, механик-водитель Владимир Гуцап, наводчик Николай Гордеев. До армии они не знали о существовании друг друга. Тадас жил в Вильнюсе, Владимир — в поселке Крестцы под Новгородом, Николай — в деревне Булыжицы Могилевской области. Но очень многое в их до армейской жизни было схоже. Во-первых, страсть к технике.

Отец Тадаса, мастер авторемонтного цеха, привил детям любовь к машине. С десяти лет Тадас и его брат помогали отцу ремонтировать технику, постигая премудрости механики. В тринадцать лет Тадас сам собрал двигатель для малолитражки из старого хлама и мог водить автомобиль. После школы поступил в Политехнический институт, как он выражается, по специальности. Но пришла повестка из военкомата, и учебу пришлось прервать. Узнав, что направляют его в танковые войска, Тадас обрадовался, он оставался при технике, да еще какой!

Володя Гуцал, окончив СГПТУ, работал до службы трактористом, мог и механиком по сельхозтехнике. Он рассказывал мне, как однажды ночью вдвоем с напарником они на мокром поле ремонтировали свою машину, у которой вышел из строя двигатель. Лил дождь. И они разделись до трусов. Зажгли керосиновые лампы и работали. С утра надо было продолжать вспашку, и каждый трактор был на счету. Едва рассвело, на поле приехал директор совхоза и парторг. Увидели Гуцала и его товарища в трусах, с черными от масла и копоти лицами — Долго смеялись. Потом велели ребятам ехать домой отдыхать. Но Гуцал заупрямился и сказал, что останется в поле (трактор к тому времени был уже отремонтирован). И остался. За итоги сева Владимир был награжден грамотой райкома комсомола. А за уборочную страду — Почетной лентой передовика сельскохозяйственного производства. Той же осенью его призвали в армию.

Теперь о Гордееве. Он тоже тракторист по гражданской специальности. Воспитывался в большой трудовой семье. У него два брата и две сестры. Большой дом, большое хозяйство. Своя мастерская, где ремонтируется вся домашняя техника от утюга до газонокосилки. Николай был звеньевым в совхозе. В звене — бывшие одноклассники, решившие остаться работать в селе. Нельзя сказать, что у них были особенно высокие достижения, ведь ребята, по сути, только начинали, но дело шло не хуже, чем у других, даже более опытных механизаторов. Одной из сильных сторон звена Гордеева была дисциплина. Ребята сразу решили: опоздание одного — позор всем. Даже в вынужденные простои они не теряли времени зря, сами ремонтировали технику.

Рассказываю подробно о до армейской судьбе экипажа потому, что от увлеченности моих героев техникой к нынешним их успехам прямой путь. Но об этом позже.

Особый рассказ о самой деревне Булыжицы, малой родине Николая Гордеева. В годы оккупации гитлеровцы сожгли большую часть деревни вместе с жителями. Сожгли, мстя безоружным старикам, женщинам и детям за поражения в борьбе с партизанами. Николай знает об этом из рассказов бабушки, пережившей оккупацию. Напоминает о трагедии и обелиск, поставленный уже в наше время на месте погорелья. Может быть, потому, что накрепко врастает в мальчишеское сознание с детских лет память о пережитой Булыжицами беде, многие из сельских ребят становятся профессиональными военными.

О характерах. Тадас самый уравновешенный, невозмутимый, лишнего слова не скажет, пообещает — сделает обязательно, предельно честен, иногда чересчур категоричен. Владимир застенчив, доверчив, легко поддается розыгрышу, очень трудолюбив, старателен, хозяйствен необыкновенно: гайки ржавой не выбросит, промоет, завернет в тряпочку, сунет в ящик — пригодится. Николай — открытая, прямая душа, покладист, шутник, неутомимый рассказчик, обладает прекрасной памятью, начитан. С такими, как он, всегда легко.

Экипаж часто сравнивают с семьей. В этом что-то есть. Действительно, у всех троих общие радости, заботы, победы. Но ведь есть семьи неблагополучные, что числятся таковыми только номинально. В истинной семье должен царить дух взаимопонимания, взаимной поддержки, нравственного единства.

Когда Тадас, Владимир и Николай, закончившие учебные подразделения в разное время, показавшие себя каждый в отдельности отличными солдатами, были сведены в один экипаж, это еще не значило, что они станут экипажем в полном смысле слова. Достаточно было одному из троих проявить непонимание, нечуткость к товарищам — в дальнейшем им было бы трудно. Но этого не случилось. К тому же все трое буквально боготворили технику. А нынешний танк — средоточие самой наиновейшей техники.

Они обживали свой танк, как новоселы обживают долгожданную квартиру. Каждый узел, каждый прибор, механизм исследовался ими со скрупулезной тщательностью. Тяги, клапаны, шарниры чистились, промывались, смазывались. Если Тадас и Владимир работали, молча и сосредоточенно, то Николай веселил ребят байками из своей до армейской жизни, на ходу сочиняя счастливые концы не очень счастливым историям. Постепенно они узнавали друг друга, открываясь со всей непосредственностью молодости.

Окончательно сблизил их один, казалось бы, незначительный эпизод.

Как-то в парковый день, порядком вымотавшись, они вернулись в расположение роты. До отбоя еще было немало времени. Полистав подшивки в Ленинской комнате, все трое вдруг, не сговариваясь, встали. Тадас объявил друзьям, что пойдет в солдатскую чайную. Владимир, покраснев, сообщил, что давно собирался навестить земляка в соседнем подразделении, а Николай заявил, что отправится в клуб.

Все трое, они встретились спустя пять минут в классе технической подготовки. Смущаясь, они принялись оправдываться друг перед другом, что хотели подучить некоторые узлы танка, потом разом расхохотались и, усевшись втроем на учебной башне, договорились, что не будут никогда больше кривить душой.

С сажиновского экипажа особый спрос. По ним равнялись остальные. Допусти любой из троих промашку, небрежность в своем деле — авторитет экипажа поколеблется. Но мало просто содержать технику в безукоризненном порядке, не нарушать дисциплину. Предназначение танка — бой, а экипажа — управление боевой машиной. Звание именного экипажа нужно было оправдывать на полигоне.

Любые учения — это премьера. Действо, которое не остановишь до тех пор, пока не будет исчерпан его тактический замысел. Но прежде чем начнется это самое действо, отрабатываются его элементы, один за другим, в строго определенном порядке. Например: стрельба с места из укрытия или с ходу, или преодоление водного рубежа, или ночной марш, или отражение атаки с воздуха, или маскировка, и так далее. Чем больше они узнавали свой танк, его боевые возможности, тем больше проникались уважением к своей технике, соединившей в себе огневую мощь, скорость, надежную броневую защиту. Танк виделся им вершиной конструкторской мысли так же как его линии, обводы, словом, внешний облик — чудом дизайна. Однажды их подразделение вышло на танкодром с вечера. Ночевали в лесу. Утром предстояла атака. Замаскировав технику, командиры экипажей собрались у командирского НП для инструктажа. Повторив задачу на завтра, командир роты отвел Тадаса в сторону:

— Возьмите своих ребят и идите к опушке. Там найдете БМП зенитчиков. Помогите им выбрать и оборудовать позицию. Они приданы нам на завтрашний день.

Возле БМП стоял сержант со смуглым скуластым лицом, с гвардейским значком на кителе. «Нашей части», — отметил про себя Яселёнис. Зенитчик объяснил, что им необходимо, разместиться где-то рядом с танкистами, которых они должны будут прикрыть от вертолетов «противника».

— Чем прикрыть, — спросил Николай, не видя вокруг никаких зенитных установок, — грудью, что ли?

Сержант ничего не ответил и, повернувшись к БМП, два раза стукнул по борту. Откинулась крышка люка, и оттуда показалась длинная труба, напоминающая ствол гранатомета, потом сержант принял какие-то ящики.