Работали день и ночь. Самарские девушки, сибиряки и ховалингцы, земляки Джалила из Больджауна, валились вечером на землю, чтобы поспать часок, а ночью, когда саранча прекращала свой лет, снова выходили в поле и раскидывали приманку.

Приманку готовили у брезентовой палатки, где на весах взвешивали мышьяковокислый натр и растворяли его в воде. В длинных канавах жмыховую муку перетирали с конским навозом. Эту смесь обливали мышьяковокислым натром, насыпали на подводы и вывозили в поле. Самарские девушки пели песни, идя за подводами. Узбеки смеялись, а больджаунцы и ховалингцы шли молча, неся фонари.

Джалил Урунов подошел к брезентовой палатке. Он сел на перевернутое ведро. К нему приблизились больджаунский комсомолец - поливальщик Шамбе и сибиряк Вася Елкин.

- Рафик, товарищ! - закричали они оба, подталкивая друг друга, и Шамбе сказал по-таджикски:

- Завтра нам являться на призыв. Я иду сознательно. Красная армия - щит трудящихся, меч угнетенных. Мы имеем право отдыхать сегодня, товарищ Джалил, но призывники наших бригад постановили выйти на борьбу с саранчой...

- Так! - радостно засмеялся Джалил и удивился: почему Елкин схватил его за плечи, я Шамбе старается своими жесткими ладонями поддержать его голову?

Джалил закрыл глаза и крепко стиснул зубы. В висках гулко застучала кровь. Он напряг силы и поднялся.

- Что вам надо? - крикнул он парням. - Ложитесь спать! Завтра вам на призыв, - и как Шамбе повторил лозунг: Красная армия - щит трудящихся, меч угнетенных... - Ложитесь спать!

- Мы вызываем вас на соревнование! - ответили со смехом парни и пошли в поле следом за последней подводой с приманкой.

- Я не засну! - упрямо мотнул головой Джалил и направился к конюшне. - Если я засну, могут скосить люцерну...

Конюх Головечко ходил в коротких штанах из белой бязи, в сером халате, подпоясанном полосатым платкам. Тюбетейка его была именно такой, какую носят южные таджики. Он говорил на таджикском языке, хотя сам был еврей из Лилина. Он усвоил все привычки таджика. Он сосал нас и, если не курил опиума, то только потому, что в данный момент его негде было достать.

Головечко встретил Джалила с граненым флакончиком в протянутой руке. В флакончике зеленел нас.

- Возьми, Джалил, - сказал Головечко, - потому что, кто находится среди живых, тот еще сохраняет надежду. Живому псу лучше чем мертвому льву. - Он перевел на таджикский язык строку Экклезиаста и прибавил от себя: - Так написано в программе ВКП(б). Возьми пучок наса под язык, а не то ты упадешь...

- Ты разочарованный человек, Головечко, - простонал Джалил Урунов. - Не искушай меня: у меня есть партия и Таджикистан, а у тебя ничего не осталось в жизни... Кто ты такой? У тебя нет ничего... - и он толкнул Головечко так, что флакончик выпал у того из рук.

- В Вахше много воды, и вся она моя, - двусмысленно пробормотал Головечко, поднимая флакон.

Джалил сел на коня и поехал. Странно, но в его сердце не было злости к Головечко. Возможно, что он начал бы даже сочувствовать Голо - венке, но тут в усталое движение его мыслей врезались слова бухгалтера Рындина.

- Товарищ Джалил! - крикнул бухгалтер, выходя из дверей хуторской канцелярии. - Я вас никак не найду. Утром надо рассчитаться с призывниками, а табельщик Васька лежит пьяный. Я его предупреждал: знай же, Васька, что такое дело... И где он тут водки достал?

- Он дикалону напился, - пропела, проходя мимо, кухарка Барнаулова. - Я сама видела, как он в лавочке три флакона дикалону купил.

«Саранча», подумал Джалил и сказал вслух:

- Выбросьте его в хауз и купайте, пока не протрезвится...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.