С тех пор, как началась воина и отец ушел в армию, Сёмка почувствовал ответственность за благополучие дома. Несмотря на свои одиннадцать лет, он постоянно копался во дворе: убирал навоз, ухаживал за коровой, помогал матери на огороде.

- Вот он один у меня теперь хозяин-то остался! - говаривала при случае мать, указывая на Сёмку, и в голосе её одновременно звучали и сожаление и гордость.

Война была где-то далеко, во её дыхание чувствовалось в деревне. Люди стали угрюмее, не пели по вечерам девки, не зажигали в домах огня. Даже природа как будто стала другой - сумрачной и печальной. Когда, ближе к осени, Сёмка приходил в лес, деревья шумели над его головой ворчливой и беспокойней. В сумерках мёртвыми и пустыми казались обезлюдевшие поля.

Каждый раз, возвращаясь из лесу с грибами, Сёмка проходил у околицы мимо заброшенной кузницы. Выходя на бугор, он видел её кирпичные стены. Кузница, насколько он помнил, всегда была пустой: в ней таилось что-то недоброе. Низенькая, как бы присевшая на задние лапы, она походила на большую красную жабу и, когда Сёмка входил в обсаженный деревьями проулок, смотрела на него двумя маленькими четырёхугольными глазками. Чёрные ворота её, казалось, вот-вот раскроются, как рот, и проглотят Сёмку вместе с его грибами.

Всё шло в жизни без видимых перемен. Кончилась зима, зажурчали ручьи, сошёл снег. В колхозе, несмотря на отсутствие мужиков, вовремя отсеялись. Над полями по-прежнему загорланили грачи. Зацвела и отцвела черёмуха, а потом сирень.

Однажды летом, в самый обыкновенный вечер, когда на небе зажигались звёзды, а в траве - светляки, Сёмка возвращался в деревню с колхозного сенокоса, куда относил матери хлеб. Выйдя на знакомый бугор, он увидел внизу, где стояла кузница, светящийся красный глаз, то расширявшийся, то щурившийся и словно подмигивавший ему из темноты. В тишине вечера ясно слышались нечастые, глухие удары, как будто кто-то забивал в землю сваи. В промежутках же между басистыми ударами раздавался тонкий отрывистый звон.

Сёмка понял, что кузница ожила. Он быстро сбежал к её распахнутым воротам.

Освещенные отсветом горна, в чёрной пасти кузницы видны были двое людей. Один, молодой и рослый, со счастливым, изумлённым лицом, высоко взмахивал тяжёлым молотом и бил по раскалённому куску металла. А другой, пожилой, бородатый, мрачный, поворачивал этот кусок щипцами и, как бы подзадоривал молодого, постукивал лёгким ручником то по металлу, то по наковальне.

Раскалённый кусок медленно остывал - из ослепительно жёлтого становился красным, малиновым, бурым. Бородатый человек бросил ручник и положил поковку в горн.

- Качай, Гриша! - хриплым басом проговорил он.

Под крышей кузницы что-то задвигалось, шумно задышало, а в горне с грозным воем вспыхнуло белое пламя.

Бородатый человек хромал. В нём нетрудно было узнать недавно приехавшего к Фоминым инвалида Тихона. Его родные места были захвачены немцами, и он приехал к родственникам прямо из госпиталя. Несколько дней назад Сёмка видел этого Тихона на улице. В солдатской шинели и гимнастёрке, увешанной медалями, он важно шёл рядом с председателем колхоза и в чём-то убеждал его, широко разводя руками.

Что же касается долговязого парня с изумлённым лицом, - это был известный всей деревне Большой Гриша. Временами у него случались припадки, но в другое время это был старательный, сильный и смирный человек, и ему охотно поручали разную работу.

Совершенно зачарованный и онемелый, Сёмка стоял у закопчённых ворот и жадно смотрел на работу. Искры летели из-под молота подобно живым светлякам, которые попадались по дороге.

Впервые в жизни видел он нечто такое, что поражало его в самое сердце и пробуждало сладкое, захватывавшее дух чувство. Восторг, любопытство, зависть - всё это разом отражалось в его безбровых глазах, и они становились всё испуганнее и круглое.

Кузнец заметил прятавшегося в потёмках мальчишку. Дремучая, красная от огня борода его зашевелилась, и в кузнице раздался сипловатый, низкий голос:

- Ты что стоишь тут, белобрысый? Тащи-ка его сюда, Гриша, я ему пятки подкую.

Шутил он так мрачно и серьёзно, что невольно делалось страшно. И Сёмка побежал по проулку, слыша за спиной грохочущий хохот.

Он бежал, прижимая к груди руки. Сердце у него сильно билось, а в глазах всё ещё стоял возбуждающий свет и мелькали жёлтые искры. Против обыкновения, он долго не мог заснуть, и даже во сне в эту ночь ему снились какие-то печи и самовары, дым и огонь, от которых надо было убирать пятки.

С этого дня любимым занятием Сёмки стало ходить смотреть, как работает кузнец Тихон.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.